— Можете доказать? — Берия блестит стеклом пенсне в мою сторону.
— Да запросто, — я сам разрешил лётчикам идти на таран, если немцы будут наглеть, но и себя прикрывать не забываю, — изъяты фотопулемёты, проявлена плёнка. На ней наша территория, на которой находятся стратегические объекты. Войсковые части, ж/д узлы, аэродромы. Взяты показания…
— Они что, признались? — Молотов чуть не вскакивает. Вынужден разочаровать.
— Нет, конечно. Но звание обер-лейтенант и капитан. Оба имеют не менее двух лет опыта, принимали участие в боевых действиях. У одного налёт более трёхсот часов, у второго — четыреста. У меня, если лётчик налетал часов пятьдесят, он считается чуть ли не ветераном. Больше восьмидесяти налетали только двое или трое.
— Больше восьмидесяти? — вскидывается Тимошенко. Тебя мне только не хватало! Перебьёшься.
— И возникает вопрос. Почему мои лётчики намного менее опытные за границу не залетают, а их асы постоянно у нас пасутся?
— Товарищ Павлов, вам всё время говорят, не поддаваться на провокации, — Сталин строгости не сбавляет.
— Так мы и не поддаёмся. Стрельба на поражение не ведётся. Гостей выпроваживаем… — на секунду замолкаю, рождается одна идея, — но выдавливание непрошенных визитёров требует сложных манёвров, а я уже говорил, что мои лётчики недостаточно опытные. Вот время от времени и сталкиваются.
— Они говорят, что ваши лётчики намеренно шли на таран, — возражает Молотов.
— А они что, мысли могут читать? — резонно спрашиваю я, — может намеренно, а может, пугали. Как-то надо их выгонять. Я вас заверяю, товарищи. Если немец сразу к себе улетает, его никто не трогает. Мои командиры отдавали лётчиков и обломки под протокол, в котором указано, что огнестрельных ранений и следов от пуль не обнаружено.
— Утверждают, что не всё отдали, — Молотов продолжает наседать.
— Фотопулемёты не отдали, я говорил, это улики. Всё остальное просто не нашли. В Белоруссии большая часть территории — болото. Что-то утонуло.
— Авиационный пулемёт тоже?
— Пулемёт у них интересный, — заулыбался я и резко смыл улыбку, — да, тоже утонул.
— Покажешь потом? — пенсне Лаврентия блестит любопытством.
— Ну, как-нибудь потом… когда найдём…
Кто-то за столом издаёт смешок. Сталин хлопает ладонью по столу.
— Прэкратить смэх! Товарищ Павлов! Провэдите разъяснительную работу срэди лётчиков. А пока вам выговор, как командующему округом. С занэсением.
— Есть выговор, товарищ Сталин! — бодро вскакиваю я и тут же сажусь. Есть повод если не для радости, то для вздоха облегчения. Легко отделался. И понимаю, зачем выговор. Немцам надо бросить хоть какую-то кость. А ещё у меня появились идеи насчёт пресечения этих авиапровокаций.