Повинуясь какому-то темному, инстинктивному наитию, в веселом спокойствии он пошел по коридору вперед. Держался за кресла он легко и непринужденно, так просто было удобнее рукам. Каким-то необъяснимым образом Илья был уверен в том, что с ним сейчас ничего не случится. Проходя мимо того китайца, Илья левой рукой, вместо того, чтобы взяться за кресло, схватил громкую темноволосую голову. Оперся всем телом и сильно сжал, а потом и потянул за волосы. Почувствовал некоторое облегчение. Приятное дурманящее облегчение, мурашками удовольствия скользнувшее по предплечьям. С каждым новым шагом по охваченному паникой самолету, ему становилось все лучше и лучше. Подойдя к покалеченной девушке, он просто кивнул в ответ на вопрос, даже не слыша его. «Да, да, паренек, я врач. А кто же еще!»
Вот она, жертва стихии, лежала в неестественной позе и с надеждой смотрела на него. Илья тронул травмированную ногу, пощупал икру. Глаза стюардессы в ответ брызнули слезами от боли. Илья же не видел в ней человека, был глух к ее страданию. Перед собой он видел манекен или куклу для игры. Все люди с надеждой смотрели на него. Эманации боли, сочувствия, страха — он чувствовал все это. Чувствовал так, как если бы это был приятный свежий бриз, внезапно налетевший в жару. Кто-то там внутри него задавал какие-то вопросы. Голосом тонким и еле различимым, как писк комара, спрашивал, какого черта он делает и что себе позволяет, насколько все это дико и неправильно. Ответом была лишь снисходительная усмешка этому голосу.
Сломанной окровавленной игрушкой тело лежало перед ним. Бельштейн, понятное дело, не был никаким доктор. Он был айтишником, программистом или даже иногда кибер-преступником, если угодно, но доктором — ни разу. Однако сейчас, живое, подконтрольное тело в его руках вызывало интерес и давало чувство особой власти. Если что-то подобное чувствуют настоящие доктора, то Илья их сейчас прекрасно понимал. Помимо контроля раскрытое, кровоточащее тело пульсировало энергией. Вместе с кровью, та выходила из него, наполняя собой окружающее пространство. Илья прикасался к поврежденной ноге, сжимая то там, то тут, делая вид, что осматривает несчастную. Он заметил, что с каждый нажатием и вспышкой боли от этого нажатия, та самая энергия вместо равномерной струйки, рвалась наружу сильными, упругими толчками.
Илья взял голень девушки о обе руки, провел пальцем по разорванному мясу, прикоснулся к оголенной кости — девушка закричала. Новоиспеченный врач же, делая вид, что хочет успокоить, взял ладонью, перепачканной в крови, девушку за щеку, погладил. Крики боли чуть утихли, но остались всхлипы и стоны, слезы, сопли и черные подтеки туши.