— Не ответили Алистер! Почему? — голос откуда-то из угла зала, затененной ниши на возвышении.
— Мы это учитывали, — быстро выплюнул в ответ голландец. Последнее что ему было нужно сейчас, это глупые отвлекающие вопросы.
— Сейчас же начнется настоящий морской бой, мать твою! Вон, русские уже разворачиваются!
Алистер вместо ответа посмотрел на массив мониторов. Изображение подавалось с неба, сразу с нескольких дронов. Цепь русских судов, помеченная белым флагом с косым голубым крестом, вспарывая волны, синхронно легла на левый борт. Крен военных кораблей был пугающе крутой. Непосвященному взгляду показалось бы, что морские исполины вот-вот полностью завалятся набок и пойдут ко дну. Но вместо этого, серые стальные монстры, упрямо вгрызаясь в волны, дугами продолжали чертить свой маневр. Когда суда вышли из крена и прямым курсом понеслись на сокращение дистанции в сторону американцев, быстрый фрегат, что шел в авангарде цепи, выстрелил в воздух несколько бочек. Те взмыли в синюю высь, вращаясь в бешенных сальто и взорвались белыми клубами дыма в самых высоких точках своих траекторий. Русский флот пошел под прикрытием дымовой завесы.
— Ив! — Алистер снова включился в координацию, — Вы прямо сейчас должны дотянуться до трех человек, командующих флотами. Пусть Окти внушит им всем приказ не вступать в бой! Своей цели мы уже достигли, а третья мировая нам совсем ни к чему!
Тишина в эфире. Старший из отряда медиумов не отвечал.
— Ив! Ив! — орал Алистер в микрофон, — ты слышишь меня?!
Ответа не было.
— Так, быстро к Окти, кто-нибудь! Нужно понять, что там произошло, почему нет связи.
Тем временем американцы не мешкали. На одном из мониторов было видно, как один за другим с огромной палубы авианосца взмывают в небо истребители. Серые матовые F-18, ложились на крыло и уносились по направлению к белой дымовой завесе, лоскутами изорвавшейся между синими небом и водой.
— Ну Алистер, мать твою… — скрипучий голос из края зала, — молись, чтобы русские и американцы сейчас не поубивали друг друга…
Всю эту картину, молниеносно разворачивающихся событий, наблюдал Илья. Он так и сидел на полу, привалившись спиной к металлической стене-перегородке, не в силах подняться. Странная слабость одолела его, и будто бы тело больше не принадлежало намерению и воле. А может быть наоборот, эта самая воля подвела его, ослабла и расфокусировалась, потеряв способность управлять.
И тут комната пропала. Утонула в черноте перед глазами на миг. Но спустя этот краткий миг, длинной в взмах век, чернота ушла, а на ее месте появилась пещера, та самая, где он пришел в сознание, привязанный цепями к странному алтарю. Теперь же вместо него, на алтаре этом было тело в белом балахоне. Человек этот безвольно висел, голова упала на грудь. По периметру в разных малоестественных позах застыли на полу другие фигуры в таких же белых одеждах. В центре всего этого действа со склоненной вниз головой, растерянно махая нижними щупальцами, стоял Окти и крутился в разные стороны. Илья чувствовал, что серый пятиметровый гигант испуган, потерян и не понимает, что делать. В его сознание копьями, одна за другой, вонзались человеческие мысли, мысли тех, кто принимал непосредственное участие в набирающем силу бое. Каким-то непостижимым образом мысли эти дублировались и в голове хакера. Вот пролетели словно рой диких пчел, мысли летчиков американских истребителей, готовых исполнить любой поступающий приказ. Эта готовность граничила со страхом, адреналином, отдающим в надпочечники. В это же время до сознания доносились, объятые паникой с одной стороны и военной дисциплиной с другой, мозговые волны капитанов флотов. Американцам не хотелось воевать на два фронта, даже их мощнейшим флот этого бы не выдержал. И пока русские неуклонно сокращали дистанцию под прикрытием дымовой завесы, японцы не мешкали и тоже разворачивали свои корабли в боевые позиции. И пока одни лихорадочно искали причину запуска ракет, другие пытались не допустить новых потерь и оскалить в ответ свои военные зубы. С каждой новой секундой, разноголосый гомон мыслей в водовороте конфликта, прорезался все новыми и новыми голосами в огромной, источающей слизь голове, похожей на гниющий бутон, попутно резонируя в совершенно неподготовленных для такого восприятия человеческих мозгах Ильи.