– Да неужели? Тогда зачем ты передавал мне то странное и чересчур интимное послание?
Лицо Марка резко разгладилось и даже слегка побледнело. Правда ненадолго. Уже через пару секунд он отрывисто хмыкнул, будто выплюнул из себя презрительную издёвку и передёрнул плечом с показательным безразличием.
– Ну надо же! Не думал, что он тут же кинется жаловаться своей любимой хозяйке на плохого мальчика Гордона. И что же этот поц тебе поведал? – если Марку и было всё равно, то он как-то странно это показывал.
– Не мне тебе рассказывать, кто такой Адам, и до каких крайностей он готов опуститься в достижении поставленных целей. Недоговаривать и смягчать углы, он точно никогда не будет, а вот немножко приукрасить, усилив экспрессию сказанного дотошными подробностями случившегося, это да, в этом ему нет равных. Видимо, считает, что сумеет кого-то этим сильно задеть. Единственное, о чём я действительно жалею, так это о том, что мне приходилось выслушивать твои слова из его лягушачьего рта. А данное зрелище, скажу я тебе, не для слабонервных. Приходилось включать на полную воображение и кое-как представлять на его месте тебя.
Но, судя по тону Лиз и той улыбке, с которыми она всё это произносила, по большему счёту ей было на всё это начхать, в том числе и на того, кто и каким образом передал ей послание от Гордона.
Марк же, не удержавшись перед столь ничем не прикрытым соблазном, окинул точёную фигурку всё ещё желанной (пусть и дико им ненавистной) женщины от макушки до пят поедающим взглядом изголодавшегося, но абсолютно сейчас беспомощного мученика. Стоять так близко, буквально подыхая от выедающей изнутри слабости с не менее убийственным желанием сделать хоть что-нибудь, хотя бы одно ничтожнейшее прикосновение и... понимать, что не можешь...
Его пальцы то и дело сжимались и разжимались, при чём с таким сильным напряжением, от чего даже руки начинали визуально дрожать. Что он при этом испытывал и о чём мечтал в эти самые мгновения, оставалось только догадываться. Элл казалось, что он просто сдерживался, душил своего внутреннего зверя или же просчитывал в уме, как и когда лучше схватить стоявшую перед ним искусительницу, скрутить её и наконец-то сделать с ней хоть что-то.
Но мужчина продолжал взирать на Лиз, как тот голодный кот на огромный кусок сыра за толстым стеклом витрины, так и не сумев заставить себя хотя бы пошевелиться.
Тогда-то Элли и поняла, почему он ничего не делает. Потому что банально не может, сопротивляясь изо всех возможных сил и таким образом наказывая себя (а может и не только себя). Истязая свою жалкую сущность (и тело, само собой) буквально до основания полным набором неистовых эмоций и страстей, одержимых желаний и всесжирающей боли, которые превращали его на глазах этой женщины в глупейшего страдальца. Он продолжал втягивать в свои лёгкие запах запретного искушения, способного свести с ума даже такого прожжённого циника, как он, и всё равно ничего не делать. Просто стоял и просто смотрел на НЕЁ! Хотя, нет, совсем не просто...