Впрочем, когда я увидел две тарелки с шашлычком, мозг отказался соображать в любом направлении, кроме одного: как быстрее все съесть. При этом желательно не подпустить Майю к шкафу.
К счастью, она и не думала в этот момент хватать сумки и уноситься прочь. Видимо, тоже соблазнилась дурманящими запахами мяска, свежего салатика и жареной картошки.
Я рассчитался с официанткой, которая не преминула на прощание недовольно поджать губы и скривиться, и присоединился к Майе за столом.
— Глеб тоже бабник, — сказала она, прожевав кусочек мяса. — И это не лечится. Говорю на собственном опыте. Так что забей на то, что найдешь однажды ту, которую не захочешь ни на кого променять. Просто наслаждайся жизнью, — скупо улыбнулась и насадила на вилку несколько листьев салата. Забывая о своей тарелке, я не мог оторваться от потрясающей картины: Майя такими медленными и аккуратными движениями отправляла еду в рот, будто специально дразнила меня своими приоткрывшимися губками. Вдруг проглотила салат и вновь сказала: — Рада, что ты не изменяешь. Если это действительно так, — и бросила в мою сторону косой взгляд, точно не доверяла моим словам.
— Честно. Не вижу в этом смысла. Если так уже невтерпеж то с одной, то с другой, зачем заводить постоянные отношения и ходить налево, постоянно мучая свою вторую половинку?
Вилка Майи замерла над кусочком мяса. В застывшем взгляде появился странный блеск — кажется, я ударил по больному месту. Черт, шагая по этим зыбучим пескам, я постоянно проваливаюсь, хоть и пытаюсь идти осторожно.
— Прости, не хотел напоминать о Глебе. Просто меня этот вопрос снедал с самого детства, когда отец редко появлялся дома, а мама вечно прятала от меня свои слезы.
— Спроси у Глеба, за что он так со мной… Возможно, он тебе ответит. Хотя, если честно, не хочу знать.
— Только, прошу тебя, не вздумай себя в этом винить. Проблема в Глебе, а не в том, что ты недостаточно красива или хороша. Вон, моя мать была потрясающей женщиной. Безумно красивой, женственной и пыталась постоянно менять себя, чтобы заново и заново влюблять в себя моего отца. Но…
Наконец-то я вспомнил. Поймал то воспоминание, которое ускользнуло от меня по пути в гостиницу.
Кроме завораживающей красоты, моя мать была очень разносторонним человеком. Или же, возможно, просто не могла заниматься чем-то одним слишком долго. Она не обязана была работать, отец бы обеспечивал ее (пусть и контролируя траты), но мама говорила, что ей жизненно необходимо постоянно знакомиться с новыми разными людьми, чувствовать все оттенки мира и ни в коем случае не быть похожей на других напыщенных жен миллионеров. Было ли это правдой, неизвестно. После всего, в самом конце, я догадывался, что это были лишь отговорки.