Конечно, это был просто юношеский максимализм. Мне тогда тоже казалось, что земля разверзается под ногами, а мир превращается в ад. Теперь все осталось в прошлом, а Мартин наверняка вспоминает о том времени с легким сердцем.
— Очень красиво, — ответила я, оглядывая навесной потолок, декорированный плавными изгибами линий лампочек. На белых стенах раскрывались абстрактные рисунки, сделанные черной кистью. Я даже не сомневалась, что этой кистью водил по стенам Мартин.
Картин на стенах больше не было. Мне показалось это странным. Неужели он бросил рисовать?
Действительно, стол не был завален эскизами. В стакане не стояли десятки острозаточенных карандашей. Грусть серым туманом прокралась в мою душу. Неужели Мартин вместе со мной оставил в прошлом свой талант?
Но в один момент молчания, повисшего между нами, я поняла, насколько мелочны мои переживания. Сегодня из-за какой-то ошибки в моем прошлом погибли люди. Пусть я до одури сильно желала наплевать на свои догадки и посчитать случившееся очередным помутнением рассудка, но! Я больше не прощу себе ни одной попытки забыть случившееся.
С ужасом я осознала, что зря сбежала позавчера из машины Мартина. Тогда я испугалась, помню. Но бежать больше нельзя.
— Нам нужно поговорить о произошедшем, — начала я. — Но не здесь.
На вялых ногах я вышла из комнаты и свернула к кухне, надеясь, что на ней миражи воспоминаний не всплывут перед глазами.
Кухонные шкафчики нежно-кофейного цвета заменили белые полки. Как всегда, здесь была идеальная чистота. Мартин никогда не оставлял после готовки ни единой капли на столе или случайно упавшего стебелька петрушки на полу.
Я любила наблюдать, как он готовит — с аристократической грацией и излишней аккуратностью. Возможно, поэтому его блюда были безумно вкусными и настолько красивыми на вид, что их становилось жалко портить вилкой или ложкой.
Готовит ли он сейчас? Кухня выглядела настолько чистой, будто ею вообще не пользуются.
Я перевела взгляд к столику у стены. Над ним под часами висел альбомный лист с бросающейся в глаза надписью: «Одна выкуренная здесь сигарета — сто рублей!» На столике стояла прозрачная баночка, на дне которой лежало уже около десятка купюр.
Мартин прошел мимо меня, бросил в банку стольник и открыл окно. За полотном штор достал с подоконника пепельницу и поставил ее на стол.
— Твоя девушка не в восторге от того, что ты куришь? — спросила я, присаживаясь на стул.
Лицо Мартина озарила на миг вспыхнувшая зажигалка. Он с наслаждением затянулся сигаретой и выпустил струю дыма к окну. Вспомнилось, как когда-то Мартин сказал, что в жизни не будет загаживать дымом сигарет свои легкие.