Меня снедало любопытство, но спросить кто эти девушки, я не решилась. Скромно устроившись в одном из кресел, я молча наблюдала, как Нола готовит угощение.
На панели с небольшим экраном из предложенного списка она выбрала несколько блюд . Дожидаясь, пока они приготовятся, она положила на стол две тканевые салфетки, два бокала и кувшин с водой.
Наслаждаясь тем, как прозрачные капли влаги через дозатор кувшина падают в стакан, я подумала, насколько же отличается жизнь этих "чистых" от той жизни, которой я жила до сих пор. И о том, какую цену мне придется заплатить за эту роскошь – дышать чистым воздухом, вдоволь пить чистую воду и наслаждаться большим куском фруктового пирога.
Сначала мне было неловко жевать под ее изучающим взглядом. А затем, поняв, что она не собирается поддерживать со мной беседу, просто принялась уплетать за обе щеки пирог. Я такой вкуснятины даже на свой день рождения не пробовала. Лишь вдоволь набив желудок, я вновь решила поболтать.
Сначала думала спросить, почему это она подстрижена под мальчика. Густой ежик ее волос был убелен сединой. А яркие голубые глаза под черными бровями-стрелами смотрели на мир достаточно дерзко. И в них, и в немного поджатых губах читалась какая-то потаенная боль и обида.
Потом решила узнать у нее о кристалле. А еще очень хотелось расспросить ее о ребенке. Я не сомневалась, что именно его эта женщина назвала "подарком". Что заставило ее пощадить меня и мое дитя?
А на самом деле спросила совершенно другое.
- Кто эти девушки на портретах. Ваши дочери?
Она проследила за моим взглядом. Нола не спешила отвечать, а вместо этого медленно встала со своего кресла. Мне казалось, что в воцарившейся тишине слышно эхо, отскакивающее от моих мыслей. И вдруг на ее неподвижном лице промелькнула скупая эмоция. Будто рябь по воде пошла. Губы сжались, обозначив глубокие морщины, а в глазах заблестели непролитые слезы.
Я не знаю, какое именно чувство заставило меня вскочить на ноги и броситься этой женщине в объятия. Ее боль отчего-то болезненно отозвалась в моем сердце. Я вдруг почувствовала себя виноватой перед ней.
- Простите, Нола. Пожалуйста, простите, - шептала я, уткнувшись ей в шею, - я не хотела сделать Вам больно.
Сначала легкое, мимолетное касание перышком прошлось по спине. А затем она сгребла меня в совсем не женственные объятия, да так, что мене стало больно дышать.
- Это мои дочери, Каприсуэль. Они родились такими же несчастными, как и ты.
Ее хватка немного ослабла, и я смогла поднять голову и посмотреть ей в глаза. Мне не пришлось ни опускать, ни высоко поднимать голову - мы с нею были одного роста.