Марлис снова бросает быстрый и недобрый взгляд, однако отвечает.
– Они уже не вместе. А начиналось всё давно. Мы как-то с подругами после экзамена пошли оттянуться на пляже. Тогда впервые Лео и увидели с доской. Он был… сногсшибателен, – закатывает глаза, – самый талантливый на всю округу, да ещё и такой красавчик. Он Карле сразу понравился. Ну… если честно, то не только ей, а всем нам. Пятерым! – хихикает. – А он с самого начала только на Карлу и смотрел. Но жить вместе они начали через несколько лет – когда он вернулся из своего Тура Свободы по Земному шару. Лео потом ещё много и часто уезжал, но всегда возвращался к Карле.
Мы ещё немного болтаем о том, о сём, пока развешиваем десяток футболок и четыре пары джинсов Лео в стенном шкафу, к коробке с надписью «бельё» ни одна из нас не спешит прикасаться.
– Пойду приму душ, устала, как лошадь… Ты же закончишь без меня? – с милой улыбочкой ставит перед фактом Марлис.
– Конечно.
Само вырвалось. Когда Марлис исчезает за дверью, я думаю о том, что Лео, в принципе, способен и сам позаботиться об этой части своего гардероба. Но нечто коварное и безрассудное внутри меня заставляет снять крышку и заглянуть внутрь. Весь бокс забит упаковками новых трусов и носков. Сверху записка: «Купила те, которые ты любишь. Знаю, что понятия не имеешь, где я их брала. На упаковках найдёшь название бренда и свою модель – сохрани на будущее».
И нет бы на этом остановить раскопки и убраться, но я приоткрываю вторую коробку из двух оставшихся неразобранными, и она оказывается наполненной пакетиками. Я беру один в руки и узнаю одноразовый катетер – мы такие используем в хосписе для тех больных мужчин, которые уже не могут самостоятельно о себе заботиться. Состоит такой катетер из резинового колпачка, как презерватив, и присоединённой к нему силиконовой трубки, которая, в свою очередь, соединяет это приспособление со специальным мешком.
Дверь в комнату резко открывается, и я вздрагиваю, словно вор. Коробку, конечно, тут же захлопываю, но он – Лео – успевает заметить.
– Сказал же: «сам»! – рявкает так, что я аж подпрыгиваю.
Потом произносит ругательно слово. Трижды. Но из состояния ошарашенного транса меня выводит не оно, а его шипящее:
– Выйди!
Daughter – Smother
Я чувствую себя нашкодившей и выброшенной на улицу собакой, которую в порыве злости ещё и хорошенько пнули под зад. Моя коллекция акций оказанного мне пренебрежения пополняется: вначале идиотская ситуация с поцелуем, которая по итогу так и осталась в моей душе как пекущий след от пощёчины, а теперь вот это ещё.