Довольно урчащий автомобиль доставил Керенского прямиком к главному входу Таврического дворца, где и остановился. Замечая знаменитую личность, праздношатающиеся солдаты и матросы останавливались и громко приветствовали министра. Воспользовавшись случаем, совсем как участники передачи «Поле чудес», Керенский «толкнул» перед революционным электоратом в высшей степени эмоциональную речь.
Надрывая горло, яростно жестикулируя, он вдохновенно врал, напрягая память и фантазию, брызжа не только слюной, но и замечательными лозунгами эпохи позднего СССР. Обещая несбыточное, пропагандируя мир во всём мире, светлое будущее, напополам с оголтелой агитацией за себя любимого. Лозунги были простые: много хлеба, воли, денег и ба… и развлечений.
В общем и целом речь удалась. Удовлетворённо выслушав в свой адрес восторженные аплодисменты, Керенский прошёл в здание Государственной думы, сразу погрузившись в атмосферу вони и смрада помещения, разбомбленного за последний месяц дикой толпой.
"Если кто погубит Россию, то это будут не коммунисты, не анархисты, а проклятые либералы." Ф.М. Достоевский
Быстро пройдя через загаженный окурками и плевками холл, Керенский направился сначала в зал заседаний, где проходило очередное собрание солдатских депутатов. Зная, что его ждут в библиотеке, он не торопился. Своим появлением в зале Керенский вызвал бурю приветственных криков. Поздоровавшись сразу со всеми, он быстро прошёл к трибуне, где ему сразу уступил место предыдущий оратор.
Хриплым, словно бы пропитым и прокуренным голосом, хотя не пил и не курил, Керенский начал выступление перед собравшимися депутатами, надрывая уже заболевшее горло. Предвосхищая вопросы солдат и рабочих, яростно жестикулируя, он описывал свои достижения на посту министра юстиции и внутренних дел.
Кратко его речь можно было уложить в несколько предложений: из тюрем всех выпустил, милицию организовал, оказывает посильную помощь ссыльным, защищает народ. А уж как несладко приходится царедворцам в тюрьме, это была отдельная песня, которую он пропел не хуже Кобзона или, скажем, Шнура.
Не сдерживаясь, где-то сгущая эмоциональные краски, где-то наоборот, обеляя себя, Алекс Керенский рассказывал о тюрьме и личных беседах с генералами и сенаторами. Под конец его спича зал почти ревел от восторга, многие вскочили с мест и, размахивая руками, радостно кричали, мстительно скалясь. Те, кто не вскочил, стучали прикладами винтовок по полу, доламывая кресла, на которых сидели.
Отовсюду слышались громкие окрики.
— Так им и надо, мироедам! Эксплуататоры! Изверги! Деспоты! Долой самодержавие! И прочие столь же вдохновляющие лозунги. Керенский же любуясь эффектом, вызванным его словами, про себя думал о потрясающей наивности протестного электората и о том, как им легко управлять.