Из груди вырвался грустный смешок, пропитанный гнилым сарказмом:
— Проблема не в том, что я завалила предмет… Я его отлично знаю! Проблема в том, что кое-то кто хочет меня завалить… Урод, блин!
Дмитрий Петрович замер. Его руки, обнимающие меня, превратились в камень. Он даже дышать перестал, а я вдруг поняла, что разоткровенничалась. Когда мужчина, сжав мои плечи, отодвинул меня в сторону, заглядывая в глаза, я едва в обморок не упала от его холодного взгляда.
— Что ты только что сказала, Машунь? — с деланным спокойствием отчеканил он сквозь зубы. Но жилка на шее все равно пульсировала, желваки играли.
— Н-ничего… — мне было страшно признаваться ему и стыдно. Неудачница, которая имеет сверхспособность вляпываться в проблемы галактического масштаба. А потом я вдруг поняла, что Дмитрий Петрович единственный человек, которому я ХОЧУ рассказать об этом, поделиться всем этим ужасом. И тогда слезы снова стали в глазах: — Он мне сказал, чтобы я ему «методички» вечерком принесла… Черт, он трогал губами мое ухо… Господи, меня до сих пор передергивает…
Два пальцы мужчины залезли в прорезь блузы, и я не сразу поняла, что он делает. Но когда замелькала записка Панькова, все стало на свои места. Клянусь, я слышала треск зубов.
— Я так бежала оттуда, что забыла ее убрать… — поморщившись, я покраснела.
— Он сам тебе туда ее засунул, нах?! — то ли спросил, то ли констатировал мужчина. Я не ответила, и он сжал листик в своем кулаке, попутно что-то доставая из внутреннего кармана. — Ничего, Машунь… Потрахаться ему захотелось? Ну, так я устрою ему секусальные приключения с учебником истории.
— Может… — попыталась вставить слово я, но Дмитрий Петрович вытянул палец вперед:
— Игнат, быстро в вуз зайти. Машуню мою в машину отведи и развлеки ее чем-то. Только без вот этих своих конченных анекдотов про импотентов! Давай, минуту тебе даю. — от этого его властного «мою» во рту все пересохло, а когда Дмитрий Петрович посмотрел на меня с натянутой оптимистичной улыбкой, вообще пространство запульсировало: — Знаешь, пчелка, я вот, наверное, сам к нему с методичкой наведаюсь. Боюсь только, до вечера не дотерплю. Сейчас его хочу увидеть, прямо чешется…
Вряд ли у Дмитрия Петровича чесалось то, о чем мечтал Паньков, поэтому я немного испугалась:
— А может не надо, а? Меня же тогда точно с вуза выпрут!
— Тебя-то?? Отличницу круглую? С этого-то? — надменно хмыкнул мужчина. — Да эта богадельня существует только за счет меня и Витьки, друга моего. А ректор мне еще три ляма должен.
Внезапно, как снег на голову, теплые руки обхватили мои щеки, а мужские губы впечатались в мои. Это был короткий поцелуй, как вихрь, но его хватило, чтобы я едва не упала в обморок.