— Нравится, тебе, значит прозвище… — коварно подметила. А потом подумала, что, по факту, он просто мог видеть сон о чем-то другом и даже голоса моего не слышать. — Все равно привыкнешь, дорогой... А когда привыкнешь, я что-то новенькое придумаю, ага! Как тебе «зайчик»? И, о! «Котя»? Аж дрожь берет, брр!
Не прошло и пятнадцати минут, как мне с трудом, но аккуратно удалось столкнуть Диму на ЕГО половину постели. Свесив ноги, я посмотрела на своего мужчину и улыбнулась.
В тусклом свете лампы он напоминал мне гладиатора: мощный, мускулистый, брутальный. На нем были только белые боксеры и никакого покрывала. Оно валялось на полу сброшенным. Все это позволило с жадность насладиться видом мужчины. Вернуться к тому возбуждению, что немного потухло за время сна, а теперь воспылало с новой силой.
— Мда, уж… Кому-то нужно в душ, — прошептала я самой себе, не без труда задвигав ногами в нужном направлении.
Закрывшись наедине с собой в душевой кабине, вдруг ощутила себя уязвимее, чем когда-либо ранее. Я знала, зачем мужчины в возрасте Димы качаются, следят за питанием и так тщательно ухаживают за внешностью – чтобы нравится молоденьким девочкам. Влюблять их в себя, наивных и глупых. Играть сердцами, повышать самооценку. А затем бросать. Как была брошена прошлая девушка Димы.
Там в спальне, стоя у постели, я впервые так четко осознала, что увязла с корнями в Нем. Как в гребанных зыбучих песках, медленно утягивающих на дно… Никогда и ничего не желала больше, чем этого мужчины. Секс с ним стал какой-то навязчивой идеей на грани безумия. Перебороть это желание совершенно не выходило, хоть убейся.
— Да что с тобой такой? — спросила я саму себя. Но ответа, ожидаемо, не получила. — Приди в себя!
Я была тем самым мотыльком, что ожидаемое летит на убийственный свет. Осознание этого выплеснулось во мне беззвучными рыданиями. Я вплела себя в отношения, в которых мне точно разобьют сердце. После которых восстанавливаться придётся долго и мучительно. Собирать себя по осколкам.
Пульс барабанил в висках, как автоматная очередь, сердце вырывалась из груди, капли воды бились об мраморный пол… Все это, видимо, заглушило иные звуки. Поэтому я испуганно вздрогнула, когда ладонь коснулась моей спины. Испуганно обернулась, встретившись с сонным, но от того не менее обеспокоенным и растерянным Димой. Заспанный, взлохмаченный, опухший он выглядел еще более лакомым кусочком.
— Пять утра, — мягко шепнул он, — Чего ты плачешь, малыш?
— А во сколько можно плакать по госту? Это где-то на законодательном уровне прописано? — с грубой издевкой уточнила. Злости к Диме не было. Скорее к себе, что позволила застать в таком состоянии. — И вообще, я не плачу. Показалось.