Но я и не пошевелилась с места, сложив руки на груди. Это было выше моих сил: все эти приказы, доминирования... Неделя больных отношений и вот я уже чувствую себя пристегнутой к батарее металлическими наручниками. Что дальше? Реальная паранджа и полный домашний арест? Ну, уж нет.
— Ты моя, Машунь, — поставил он перед фактом, не спросил. Я чувствовала угрозу в его голосе и мне стало по-настоящему страшно. — Ты уже сделала свой выбор, когда ноги раздвинула. Уже его нет. — это было так грубо, что я отшатнулась, как от удара под дых. В груди что-то болезненно надорвалось. — Нет, даже раньше, золотце! Когда текла там в окне, как сука. Раньше надо было о Валерке думать. — он должен был остановится, к этому призывал мой суровый вид, но Остапа понесло. А сошедший с рельс поезд, как известно, уже не остановить. — Ой, прости! Или ты думала с члена на член прыгать, а? Умная, я тебя прямо недооценил… Предприимчивая, нах!
Не помню, как это произошло. Я просто размахнулась и отвесила мужчину пощечину. Мне было жаль лишь об одном, что не видела его лица, потому что от слез все плыло.
— Да пошли вы на хер, Дмитрий Петрович! — без капли сомнений ахнула я, — Вот на этом правда все. Вот это был полный перебор. Я такое не прощу.
Я ожидала, что удар отрезвил его, как контрастный душ. Куда там. Впервые я видела мужчину таким бешенным, будто сам Дьявол в него вселился. Он вскочил с места со мной на руках, а спустя мгновение я была уже придавлена к постели. Разорванная блузка валялась на полу рядом с растянутым нижним бельем и чудом уцелевшими джинсами.
Только в тот момент я поняла, каким нежным был раньше Дмитрий Петрович. Теперь он просто вколачивал меня в кровать, заставляя ту ходуном ходить. И я бы искренне хотела сказать, как сильно мне все это не нравилось… Но, черт, видимо я была какая-то больная. Потому что такой Дима буквально напоминал мне фурию, глоток свежего воздуха! Господи, почти пятидесятилетний мужик вымотал меня до полуобморочного состояния! Как такое вообще возможно? Где справедливость-то??
— Кончай, — рявкнул он мне в ухо, приказывая. И снова эти слова разлились предвкушением по телу. — Кончай, Машунь! Я хочу видеть, как ты кончаешь подо мой…
И я содрогнулась от его напора, повиснув на теле мужчины безжизненной куклой. Кровать мы таким сломали. Как? И я сама не помнила. Но ножка одна отвалилась.
— Уходить она от меня собралась, ага. Три раза. — насмешливо подтрунил надо мной мужчина. Теперь он снова был спокойным и добрым. Тем, которым я его помнила. Отвесив мне увесистый шлепок, он положил на подушку, накрыл одеялом и чмокнул в спину. — Спи, золотце. И больше не чуди! У меня с тобой никакого здоровья не хватит.