Дождь до конца осени (Лесникова) - страница 131
– Вы обещали рассказать о себе.
– И что вас интересует?
– Всё!
Иронично поднятая бровь напомнила, что у взрослого мужчины обязательно есть такая часть жизни, о которой не принято делиться с посторонними, тем более, с девушками. Особенно, с девушками.
– Я хочу узнать о ваших родителях, о семье, о том, ка вы… остались одни. Папа немного рассказал о вашей с ним встрече и последующем сотрудничестве, но если сочтёте нужным изложить своё видение тех событий, я послушаю. И ещё, – если она не спросит сейчас, то этот вопрос прожжёт в ней дыру. В голове или ещё где-нибудь, но обязательно прожжёт, – у вас есть жена или невеста? Любимая девушка? – выпалила Лесса.
Тёплая рука накрыла судорожно сжатые пальцы. Как им там уютно между мужских ладоней, лучше, чем в детстве у мамы на коленях. Веки прикрылись то ли от смущения, то ли от удовольствия.
– У меня нет ни жены, ни невесты, – про девушку не сказал ничего. Переспрашивать было почему-то боязно.
Приятное тепло от его рук мгновенно согрело заледеневшее тело. И когда Лесса успела замёрзнуть?
– Вы дрожите? Холодно?
– Н-нет, уже нет.
Да что с ней такое? Пришла на деловой разговор, а ведёт себя, как экзальтированная девица, пытающаяся поймать в свои сети понравившийся мужской экземпляр. Лесса вытащила свою руку из тёплых мужских ладоней и, поправив на плечах косынку, как она надеялась, спокойно, спросила:
– А всё остальное? Ваше детство? Юность?
Иер Меридит обиженно осмотрел опустевшие кисти рук и глубоко вздохнул.
– Ваша ручка придавала мне вдохновения.
Вполне возможно. Только вот какого? У Лессы при столь близком контакте – вполне невинном! – мысли уплывали отнюдь не в деловую сторону. А ведь встреча замышлялась именно как деловая.
– Я никуда не делась. Вы начинайте с момента, когда помните себя, если будут неясности, я буду переспрашивать.
– Когда я начал себя помнить? Помню, мама надела мне этот артефакт, – иер Меридит коснулся груди, – и сказала, что он убережёт меня от плохих людей. А ещё, я должен как можно скорее научиться прятать свою сущность самостоятельно. Мама скрывала от окружающих моё не совсем человеческое происхождение, ведь я родился больше похожим на отца. В мире, где недоверчиво относятся к столь загадочной расе, впрочем, вполне честно заслужившей подобное отношение, это было чревато неприятностями. Поначалу она сама поддерживала на мне иллюзию. Уже к четырём годам я смог делать это сам. Что я ещё помню из тех, в общем-то, счастливых мгновений детства, помимо мамы? Иногда ночью меня прижимали к себе крепкие мужские руки и слова: «Нас не разлучат! Это никому не удастся!» Наутро после этих снов у нас дома всегда пахло лесом, а мама прятала заплаканные глаза, – иер Тан прервался. Не хочет рассказывать? Его можно понять. Нет, сжал руки в кулаки и продолжил: – Позже я стал спрашивать, кто мой отец. Она лишь гладила загадочную татуировку-браслет на руке и говорила, что в своё время я всё узнаю, и что я не должен обращать внимание на тех злых мальчишек, которые кричали мне вслед, что я тогриттов ублюдок. Она говорила, что у меня есть самый настоящий папа, только временно нас разлучили злые люди и обстоятельства. Я верил. Каждое утро просыпался с надеждой, что именно в этот день вернётся мой папа и скажет, что он победил всех злых людей и обстоятельства. Почему-то обстоятельства мне тогда представлялись огромными огнедышащими чудищами из страшных сказок, порождениями самого бога смерти Тогритта. А потом… потом злые люди пришли к нам в дом. Мама лишь успела затолкать меня под кровать и велела сидеть тихо-тихо, чтобы ни случилось. Я до сих пор помню её лихорадочный шёпот: «Прячься, сынок, и прячь свою сущность. Помни: всегда прячь свою сущность! Что бы ни случилось, мы с папой всегда будем с тобой». Потом она выбежала из комнаты. Я слышал крики чужих людей. Мама молчала. Сейчас я думаю, она молчала, потому что боялась, как бы я не выбежал на её крик. Потом те люди успокоились и разбрелись по дому. Зашли в ту комнату, где я прятался, даже заглянули под кровать. Но ведь мама хотела, чтобы меня никто не увидел, и меня никто не увидел. Они даже поругались, разыскивая, как они выражались, «тогриттова ублюдка». Я запомнил все голоса, – мрачно признался мужчина. – Запомнил и позже нашёл всех их обладателей. Это было моё первое применение проснувшейся магии поиска. Но отмщение не вернуло мне маму. Я очень долго пытался забыть то страшное, что лежало в гостиной после их ухода. Это не было моей мамой. У неё было богатое погребение, ведь уходя, я поджёг дом. Этот огонь долго не могли потушить, он полыхал до тех пор, пока не выгорело всё дотла.