Тайна ледяного сапфира (Рис, Миляева) - страница 82

Бедный врач от страха за сохранность своей госпожи даже посинеть успел и пойти алыми пятнами по всему лицу и шее. К собственной чести, в себя я пришла относительно быстро и даже почти сама. Всего лишь влили в меня половину флакончика с зельем приведения в чувство.

Очнувшись, я увидела, как муж широко улыбнулся. Затем он рывком поднял меня с пола и, резко подхватив на руки, закружил по комнате. От такого резкого перехода я даже взвизгнула и прижалась к надежному мужскому плечу, посильнее ухватившись за рубашку.

– Бореальд? – я вопросительно приподняла бровь в немом вопросе.

– Моя хорошая девочка, – муж счастливо расцеловал ничего не понимающую меня.

– Да что такое происходит? – на место истерики постепенно начал приходить гнев.

– Как же я тебя люблю, счастье ты мое ненаглядное, – невнятно бормотал мужчина.

– Я тебя сейчас ударю, – пригрозила я, – если ты не объяснишь, что здесь происходит.

– Ваше императорское величество, позвольте мне сказать, – лекарь стоял наготове с еще одной порцией снадобья.

– Позволяю, – махнула я рукой. – А то от моего мужа я вряд ли чего толкового добьюсь. Какое-то слишком странное у него сегодня настроение.

– Искренне рад вас поздравить с будущим рождением наследника престола нашей великой империи, – поклонился нам врач. – Да пребудут боги на вашей стороне.

– Что? – шокированно произнесла я.

– Ты беременна, – муж со всей страстью поцеловал ошарашенную меня.

– Неужели? Почему именно сейчас? Нет-нет, – отрицательно помотала своей темноволосой многострадальной головушкой.

– Ты не хочешь детей? – энтузиазм в супруге резко угас.

– Да при чем тут мое желание, – отмахнулась от него. – Я не хочу подвергать ребенка опасности.

– Простите, госпожа, – лекарь нервно сглотнул, – но при вашем осмотре не было выявлено никаких патологий, которые могли бы навредить малышу.

Услышав это уточнение, я вдруг резко побледнела и взглянула на собственное запястье, по которому вились кривые рубцы порезов. После встречи с мертвой императрицей я даже забывала лишний раз взглянуть на свои руки. Теперь же все следы былого издевательства вновь оказались на виду.

Красные, никогда не заживающие шрамы. Отец еще девчонкой заставлял молиться богам, чтобы те лишили меня магического дара или головы. И каждый год на мой день рождения, если не происходило ни того, ни другого, он запирал меня в подвале на сутки, после чего начинались пытки и истязания. Однажды, после шумного застолья, когда и решалась моя судьба с неравным браком, отец перепил и распорол мое запястье почти до кости. Лекарь едва смог восстановить мне руку, помогла только моя собственная магия, которая держала меня в сознании и не давала конечности совсем отмереть.