– Фрост! – рычал инкуб, оплетая девушку руками. – Да сделай ты что-нибудь! Она же убьет его!
– Я не могу, – с нотками отчаяния и растерянности выдал ведьмак, обессиленно опускаясь на пол рядом с креслом, – я совершенно опустошен!
Ждать помощи от кровососов, что, еле поднявшись с пола, жались к дальней стене, шипя, скалясь и норовя вырваться из теперь казавшегося им слишком маленьким кабинета. Они чувствовали силу Алекс, удесятеренную полностью подчинившим ее артефактом ведьм. А еще ее растущую власть над смертью, а значит, и над ними.
– Твою мать, Алекс! – Вэлмар уже практически потерял надежду остановить ее, хоть и понимал, что убивать Харда нельзя, когда ощутил то, что поглощенная силой смерти девушка не ощущала: тихую поступь другой смерти. Истинной смерти двуликого, связанного с ним кровью, той самой, что инкуб вкусил в логове ведьм.
– Джек, – зашипел он прямо в ухо девушке, – Джек умирает! Алекс, хватит!
Но она не слушала, все сильнее сжимая руки. Опьяненная и ослепленная властью, Кинг не замечала ничего вокруг, стремясь лишь к одному – ощутить сладкий вкус ускользающей жизни, а затем поднять его и на этот раз уже вытрясти из своей жертвы всю информацию до последней капли.
– Чертова дура! – прорычал инкуб и, обнажив клыки, вонзил их в шею некроманту, впрыскивая свой яд, до дрожи сладкий и столь же опасный.
Девушка резко втянула воздух сквозь с силой стиснутые зубы и ее тело пробила дрожь, заставляя выгибаться в сладостной неге. Руки сами разжались, и Хард, выпущенный на свободу, рухнул на пол. Выпучив полные ненависти и яростной злобы глаза, она извернулась и уставилась совершенно безумным полным синего огня взглядом.
– Ты-ы-ы, – загудела она потусторонним голосом, – как ты посмел?! Отпусти меня!
– Алекс! – Вэлмар сильнее сжал свои объятия и хорошенько встряхнул опьяненную силой девушку. – Да очнись же ты! Джек умирает!
Нет, он не надеялся на то, что Алекс сумеет помешать Безупречной укутать своим сумрачным плащом отравленного ядом оборотней детектива, но четко понимал одно – если девушка не успеет с ним попрощаться, она не простит этого ни ему, ни самой себе. Он чувствовал то, что чувствовал Джек, и знал то, что суждено было испытать Алекс. И ни за что не пожелал бы ей того, что некогда испытал сам – бесконечно саднящую боль от невозможности попрощаться с любимым, упустить этот шанс. За сотни лет он терял многих, страдал от этого, но ни одна боль потери не могла сравниться с той самой упущенной возможностью сказать «прости» и «прощай».
Он толком не понял, его ли слова заставили молодую ведьму застыть или что-то в отражении его глаз отрезвило ее, но Алекс замерла, будто пойманная врасплох птичка.