Маг тонко улыбнулся, приподняв один уголок губ и, вздохнув, слегка покачал головой.
— О, нетерпимость юности… я должен был уже привыкнуть к ней, но, увы… Сейчас не время, дочка, не время и не место говорить о твоем брате и моем сыне. Не время и не место потому, что ты слишком агрессивно настроена, ты не желаешь понимать меня… ты, вместе со своими друзьями и родственниками, мечтаешь низвергнуть меня, сбросить с пьедестала, ты хочешь устроить переворот в моем мире! — в темных глазах вспыхнули и тотчас же погасли обжигающе-опасные искры. Мастер медленно, глубоко вздохнул, и подавил мимолетную вспышку ярости.
— Но скоро все это будет уже неважно, — по губам его вновь змеей скользнула мягкая улыбка, и мужчина, по-видимому, не желая оттягивать какой-то, очень приятный ему, момент, уверенно шагнул вперед, ловя расхаживающую туда-сюда дочь за плечо и вынуждая ее остановиться и взглянуть ему в глаза, — Ты поймешь, где твое место, поймешь, что тебе надлежит делать… Ты поймешь, что ни я, ни кто-либо еще не враги тебе, что этот мир столь же твой, сколь и наш, и что здесь мы все можем жить в согласии! Смотри мне в глаза, Татьяна, смотри…
— Я не буду смотреть! — девушка, сама себе напомнив Романа, упрямо топнула ногой и демонстративно отвернулась, — Я не хочу, чтобы ты снова гипнотизировал меня, не хочу опять видеть кошмары наяву! Не хочу, чтобы ты пытался внушить мне какую-нибудь ложь, я не Луи, и я не буду…
— Своевольная девчонка! — Альберт, по всему видно, не ожидавший такого резкого отпора, почти зарычал и, схватив дочь за плечо, рывком повернул ее к себе, — Я устал от твоего непослушания, я — твой отец, и я требую уважения к себе! Не смей мне перечить! — сильная рука уверенно стиснула нижнюю челюсть девушки; мужчина приблизил свое лицо к ее. Татьяна замерла, застыла, часто-часто моргая, испуганная этим неожиданным всплеском ярости, не понимающая, надо ли смотреть или, может быть, все-таки…
Но было уже поздно.
Попавшая в плен темных глаз отца, лишенная возможности шевелиться, двигаться, она замерла, приоткрыв рот и не отрывая взгляда от своего собеседника и родителя. Он смотрел на нее в упор, смотрел, не произнося ни слова, и у девушки мелькнула паническая мысль, что с нею он поступает сейчас точно так же, как некогда поступал с Ричардом. Так же, как с тем же оборотнем поступал Людовик…
Взгляд Альберта, его темные глаза, казалось, проникали в самую душу, говорили яснее слов и заставляли теряться, путаться среди правильных и неправильных мыслей.
Татьяне показалось, что она теряет сознание. Все плыло, лицо отца как-то смазывалось, сминалось, оставались только эти жуткие черные провалы, огнем горящие на нем, такие притягивающие и такие пугающие.