— Разве не прижимаюсь? По-моему, я только этим и занимаюсь все последнее время.
— Я про другое. — Алька сделала несколько немаленьких глотков прямо из горла пластиковой бутылки, после чего снова нахмурилась-надулась пока неспешно закручивала крышечку на место. При этом старалась не смотреть мне в лицо с показательным видом безмолвного протеста.
Пару дней назад она решилась перекраситься в свой природный цвет, вернув себе внешность моей Стрекозы, если и не из нашего уже такого далекого прошлого, то нового настоящего по любому. Белое свободное плате и летние сапожки придавали ее новому образу не меньший лоск и очарование (почти невинное), от которого захватывало дух и сладко сжималось сердце так же сильно, как и от всех мучительных о ней воспоминаний до нашей здесь судьбоносной встречи. Ее личико и вправду заметно округлилось, а губы, так вообще… Будто налились сладостным томлением в ожидании чужих искушающих поцелуев. Она сама с каждым новым днем становилась просто какой-то нереально женственной и не только внешне. Словно изнутри этого безумно сексуального тела разгорался тот самый притягательный свет, который когда-то и свел меня с ума, а сейчас так и подавно.
— Я знаю… — я сам болезненно нахмурился, пока на чистом автомате поправлял выбившиеся пряди волос у лица Алинки, "задевая" ласкающими мазками ее разрумянившиеся щечки и скулы. Но на большее так и не решился. Как обычно и всегда…
До этого момента мы ни разу не затрагивали всуе данную тему разговора. Мне казалось, что Алька меня понимает. Слишком сильными были для меня потрясения, что в прошлом, что теперь. А любое зашкаливающее волнение — очень плохой компаньон и помощник по многим вопросам, тем более интимным.
— Прости, Стрекоза… — я все-таки не удержался и прижался к ее лбу своим, приобняв за талию и притянув к себе еще ближе. Скорее, на чистом инстинкте, чем с каким-то конкретным умыслом. На большее меня все равно не хватит. Только если зацеловать ее лицо (кроме истосковавшегося по жарким поцелуям рта) и вжаться губами в бьющуюся жилку на горячей шее. И, само собой, задушить в жадных объятиях, пока не взмолится о пощаде.
— Я просто сейчас… Наверное, какой-то сильный психологический блок. Готов тебя разглядывать часами, касаться и бесконечно к себе прижимать, но… это максимум на что меня хватает и чего я больше всего хочу сейчас. Без какого-либо сексуального подтекста. Честно говоря, я уже не помню, была ли у меня хоть одна утренняя эрекция за эти последние месяцы. Про другие можно и не заикаться. Но, если тебе так важно…