- Ты уже назначила дату свадьбы? – в голосе Женьки сталь. Я смотрю на уткнувшегося в свою гребаную газету, отца. Неужели он не слышит, как разговаривет кго протеже с его же единственной дочерью. Он не шевелится. Конечно слышит, просто не подает виду. Ему так удобно, как и всегда. Мать ушла в кухню, где исходит паром ароматный вишневый пирог, до которого мой жених весьма охочь. Она не любит Женьку, но кто бы ее слушал? Отец тут же прекращает все разговоры. Когда мама выказывает недовольство. У нее нет права голоса. – Вишенка, я ненавижу, когда меня водят за нос.
-Жень, я просто должна сдать экзамены в универе,- оправдываюсь я, и сама себя ненавижу за просящий тон, которым научилась говорить в последнее время.
Я вижу ярость в глазах Женьки, такую черную, вихрящуюся, которую он не может скрыть, как ни старается. «Душа у него черная»- проносятся в голове случайно брошенные матерью слова.
-Ты носишь кольцо на пальце уже четыре месяца,- рычит Арсеньев, ухватив меня за запястье, так, что я не сдержавшись вскрикиваю от боли.- Меня страшно бесит, что ты тупишь, Эмма. Называй дату, или иди на хрен.
Господи, почему? Почему я тогда не пошла туда, куда он меня послал? Почему я пролепетала первое попавшееся число, подписав себе тем самым приговор? Зачем? Ответ прост, я была слишком послушной дочерью. Я слышала, как усмехнулся отец. Это с его молчаливого согласия Женька буквально заставил меня выйти за него замуж.
- Мне больно,- шепчу , пытаясь вырвать из захвата его пальцев свою руку. Запястье покрыто рваными пятнами, завтра они превратятся в синяки. Лицо Арсеньева благостно, ему хорошо. А я вся дрожу. Я растеряна и испугана. Мать ставит на стол ароматный пирог.
Я больше не люблю вишневый пирог. Ненавижу. Арсеньев это знает. Подзывает официанта и заказывает десерт, который делит мою жизнь на до и после. На счастье балованной девочки, и рвущую сердце боль матери, потерявшей своего сына.
- Эмма, вы ведь любите вишневй пай? - в голосе издевка. Тошнота становится невыносимой.
- Простите,- сдавленно хриплю я, резко отодвигая стул,- мне надо в дамскую комнату.
Я почти бегу, чувствуя на себе взгляд Алекса. Он хочет пойти за мной, я знаю. Но его останавливает пьяный Арсеньев, неся какую то совершенную чушь.
- Эмма, я помогу,- говорит испуганная девочка, зверушка Евгения. Мое сердце преисполненно благодарности. Я замираю, ожидая, когда она поднимется.
- Сидеть,- резкий оклик бьет, словно кнутом. Я знаю этот тон. Арсеньев в бешенстве. – Я не разрешал тебе открывать род, дрянь.
- Но, Эмме нехорошо,- пытается оправдаться девушка, и тут же болезненно вскрикивает. О да я знаю, что сделал монстр. Это было его любимым занятием, колоть меня иглой, и смотреть как я держу рвущий горло крик, чтобы не показать его партнерам своей боли. В противном случае, дома меня ожидал ад. И эта несчастная тоже знает, что ее ждет лютое наказание. В ее глазах плещется ужин. Я смотрю на Алекса, который играет желваками. Арсеньев его клиент, но даже Беркуту не нравится обращение Евгения со своей зверушкой.