Пан Ковальский, восьмидесятилетний сухой подтянутый старик с серебряной гривой густых волос, задумчиво крутил в руках край вышитого васильками родового пояса. Васильки от времени пожухли и сохраняли лишь след былой красоты, и такого же цвета у пана Ковальского были бледно-голубые, потерявшие былую синь глаза. Но смотрели они все же остро, даже пронырливо, а в уголках рта играла неизменная усмешка.
— Подумать надо, — протянул старик, — все надо обдумать.
— Он обязательно что-нибудь придумает, — с обожанием посмотрела на мужа пани Янина, добрая старушка, с живыми подвижными чертами лица.
Хозяйка, оттеснив слуг, сама суетилась вокруг гостьи, подкладывая сладости и подливая чай. Пани Янина была во всем достойна мужа, выступая олицетворением благородной старости, и даже морщинки не портили ее, а скорее подчеркивали душевное тепло. Паулина любила бывать в Ковалях, ей, с детства всем обделенной сироте, и в королевских покоях не хватало домашнего уюта и простой семейной заботы. Она тянулась к старикам Ковальским, как тянется запоздалый осенний цветок к последним лучам солнца.
— Когда появилась эта береста? — вышел из оцепенения старик.
— Вчера, рано утром, — растерянно проговорила Паулина. — Записка лежала прямо у меня в опочивальне. Кто-то просунул ее в щель под дверью.
— Опросили челядь?
— Само собой, и служанок, и охрану. Никто ничего не видел.
— Значит кто-то из них, — пан Ковальский поднялся из-за стола и размеренно зашагал по комнате.
— Но этого не может быть, все люди проверенные, не один год на службе, и никогда, никогда ничего за ними дурного не водилось.
— Ну, иногда соблазны мешают исполнять долг, — Ковальский остановился возле камина и оперся на изразцовый угол.
— Да нет, это колдовство, ворожба. Береста появилась сама собой, чтобы предупредить об опасности, — убежденно заявила королева.
— Государыня, — улыбнулся Яромир, и ироничные складки в уголках губ стали еще резче, — колдовство-колдовством, но я бы на вашем месте немедленно отослал прочь всех, кто имел доступ к вашим покоям в тот день.
— Но кто-то же из них невиновен, да может почти все невиновны, — развела руками Паулина, — за что же их наказывать?
— А кто-то виновен, — поднял на нее бледно-васильковые глаза пан Яромир, — и этот кто-то желает вам зла.
— Но он же предупредил… из добрых побуждений, — пробормотала королева.
— Тот, кто желает добра, приходит в открытую, а не морочит голову с помощью мутных записок.
— Вы, как и Богумил, не верите в колдовство, — вздохнула королева, отхлебнув из чашки пряного отвара.
— Отчего же, я верю в колдовство, — небрежно проронил старик, — была возможность убедиться, — при этом пани Ковальская вздрогнула и быстро перекрестилась.