— А где были твои родители?
— Мать работала главным инженером на заводе, потом преподавала. Отец — ученый, вечно пропадал в своих лабораториях да экспедициях.
— Интересный расклад, — усмехаюсь, — так ты в кого такой дебошир?
— Сам в себя, Лиза. Сам в себя, — без пафоса выдал Мирон, — знаешь, что они делали в десять часов вечера?
— Что?
— Спали! Глубоко и беспробудно.
— Ничего себе, как неожиданно, — смеюсь я.
— Мы жили в поселке для всех этих творческих людей. Писатели, музыканты, физики, химики. Нобелевским лауреатом был каждый второй, кто приходил к нам в дом.
Цокаю языком и качаю головой.
— Как же тебе не повезло, Мирон.
— Вот ты усмехаешься, а я на самом деле чувствовал себя несчастным человеком.
— Хм. Позволь поинтересоваться, а как твой «простой мужик» Палыч в те края затесался?
— Он ухаживал за больной сестрой. А она пианисткой великой была.
— Ты помнишь, хоть кого-нибудь их тех людей, которые жили рядом?
Мой собеседник чешет затылок и произносит несколько имен. Я раскрываю рот, услышав их.
— Ты не представляешь, как я тебе сейчас завидую, Мирон, — отходя от шока, признаюсь я. — Лучше рассказывай о себе, а то я сейчас начну расспрашивать про… Не важно! Слушаю.
Подпираю рукой щеку и жду откровений.
— Мы жили в небольшом коттедже. Моя спальня была наверху. И как только родители начинали активно храпеть, я выбирался из окна, затем по крыше, к краю которой плотно прилегала обычная лестница, я спускался и шел гулять.
— По поселку Нобелевских лауреатов?
— Нет, конечно. Мы сбегали то в соседний поселок, то на реку, то еще куда-нибудь.
— Мы?
— С пацанами, с девчонками. Они тоже по-тихому выбирались из дома, и мы встречались на нашем месте. Сначала ходили в соседний поселок. Там уже жили простые люди, но веселились они на полную катушку. А позже когда мы обзавелись мотоциклами, то стали ездить в город.
— И твои родители не слышали звук мотора?
— Для родителей мой мотоцикл был вечно на ремонте. Мы согнали железных коней в сарай у реки. От туда было проще выехать из поселка незамеченными по другой дороге. Шлагбаум был вообще с противоположной стороны. Лиза, ты сидишь и словно следователь допрашиваешь меня. Может, я наконец-то буду рассказывать?
— Ой, прости! Любопытство разыгралось, — виновато улыбаюсь, — и что было дальше?
— В общем, несколько лет нам чудом удавалось сохранять наши поездки в тайне, — продолжал рассказывать Потемкин, — то Палыч прикроет, то кто-то из друзей, а кому-то и вовсе приходилось платить за молчание. Так было, пока один из нас стал играть не по правилам. Мы решили его исключить, но он в ту ночь попал в аварию и немного покалечился. Сломал ногу, ключицу. Потом он сдал нас всех. После разоблачения наша семья переехала из поселка. Многие тогда переехали, — на его лице отразилась неподдельная грусть.