- Ну, веди меня - говорю я, делая шаг на тротуар, и чувствую толчок, едва не сбивший меня с ног. Меня всегда удивляет, насколько тесен наш огромный мир. Анатолий подхватывает меня, не давая упасть, и с неприязнью смотрит на женщину, толкнувшую меня.
- Аккуратнее нужно - цедит он сквозь зубы, ощупывая меня взглядом, в поисках повреждений.
- Простите меня, пожалуйста - слышу я, до ужаса, знакомый голос, заставляющий меня передернуться от отвращения. Подняв глаза, я вижу свою мать. Она не узнает меня. Да, и не смотрит в мою сторону. Ее извинения формальны. Фальшивые, как вся ее жизнь. Мысли матери сейчас заняты очередным своим счастьем - плюгавым мужичком, мнущимся чуть в стороне от инцидента. Он перебирает в руках кепку, явно не зная, что предпринять.
- Софи, ты в порядке? Можешь идти? - берет меня за руку Анатолий, теряя интерес к моей матери, явно удовлетворенный ее извинениями. Я молча киваю, в надежде, остаться неузнанной, но мать уже смотрит на меня, вцепившись взглядом в мое лицо. И я чувствую, как меня захлестывает ее нелюбовь. Затягивает, словно в глубокий омут, ее презрения.
- Пойдем, скорее - говорю я, желая лишь одного - оказаться, как можно дальше от женщины, произведшей меня на свет.
-Да уж, дочь, я в тебе не ошиблась - смеется мать, закинув голову, и я вижу, все тридцать два, не знающих врача, идеально белых, зуба. - Нашла, таки, себе трахальщика богатого.
Я чувствую, как краска заливает мое лицо. Мне стыдно и гадко. Сейчас я вижу ее настоящую. Боже, как нелепо она одета. Постарела, обрюзгла. Под глазами залегли глубокие морщины. Анатолий глядит на мою мать и ее ухажера с некоторой долей брезгливости.
- Идем, Идем - торопит ее мужик, чувствуя себя неудобно, под ледяным взглядом моего мужчины, которому проигрывает по всем параметрам. И я, вдруг вижу Анатолия. Гляжу на него совсем другим взглядом: гордо вздернутый подбородок, широко раздувающиеся ноздри, идеально ровного, аристократического носа, красивые, мечущие молнии, аметистовые глаза. Красивый и мужественный, он похож на хищника, готовящегося защищать свою самку, даже ценой собственной жизни.
- Анатолий, не обращай внимания. Мы опоздаем - тяну я его за руку, в стремлении увести, оградить от разрушительного воздействия моей матери.
- Хоть бы спросила, как я живу - несется нам в спину, ее визгливый голос.- Тварь неблагодарная. Всю жизнь мне изломала, а теперь, гляди, нос воротит. Гадина. Дура я, мать свою послушала. Нужно было аборт делать. Вытравить в зародыше. - Ее слова хлещут меня в спину, словно терновые розги, оставляя глубокие, незаживающие раны. Анатолий идет, стиснув зубы, большими шагами. Я, едва, поспеваю за ним.