– Может вам желтого налить? Ну, чтоб цвет языка изменился на более интересный?
Трезвая я это предложение бы отвергла. А пьяная я норма-а-а-ально, согласилась! Пили желтый, потом зеленый. Но язык, сволочь, все равно был синий. После зеленого язык онемел. В это время мне позвонили родители.
– Да!
– Доченька! Ты когда дома будешь?
– С…скро…буду!
– Ой, слышу плохо! Вы в кино?
– Ага! – причем ага у меня получилось так звонко и четко, что я сама офигела.
– Скоро домой собираешься?
– Ага!
– Ну, мы тебя ждем!
– Ага! Я быстро нажала отбой. А то если мама задаст вопрос, на который «ага» в качестве ответа не прокатит…будет не комильфо. Как это ни странно, но коктейли подействовали на меня в обратную сторону, я не стала судорожно набирать номер Димки или писать ему смс. Наоборот. Я успокоилась. Или, вернее, напилась, и мне стало хорошо. Женька подперла щеку рукой. Причем с такой силой уперлась этой самой щекой, что были видны зубы сбоку.
– Женьк, закрой его…
– Ыыыы?
– Рот закрой! – сказала я. Она не шолохнулась. Бармен подошел к ней, убрал руку от лица, причем голова Женьки чуть не ударилась об стол, он поймал, успел…
– Девушка, я смотрю вы потрезвее, чем ваша подруга. Сейчас вам такси вызову, адрес скажите.
На автопилоте я сказала адрес Жени. Инстинкт самосохранения работает все-таки. Домой засса… испугалась ехать.
– Девушка, – бармен взял меня за плечо, – а вы не дадите телефон…
– Не, у меня Димк..ик..есь…
– Да не ваш! А вашей подруги необычной!
Я сфокусировала пьяные глазенки на бармене. В носу какое-то кольцо, как у быка Бурана, которого я боялась в детстве, когда гостила у бабули в деревне. На голове какие-то сосульки пестрые…тю-ю-ю-ю, так ей же само то!
– ЩАААААААА!!! – я достала мобильник, ибо наизусть не помнила ее телефон, – записый…осмь…девьсот…осмь…то есь …это…
– Дай сам! – он выдернул из рук мобильник и переписал номер в свой. Потом сунул телефон мне в сумку, на которую уже положила голову Женька. Не помню, когда он успел вызвать такси. То ли до этих событий, то ли после…Короче, в какой-то момент он объявил нам, что все, карета подана. Я стащила эту алкашку со стула и поволокла к выходу. И вроде как я все понимала, но язык онемел и ноги были ватными. Когда мы тащились к выходу, как раненые партизаны в белорусском лесу (простите за это сравнение), моему взору предстала Галина Мошкина. Стояла она вся расфуфыренная, красивая…ну, рот не очень, конечно. Но самое обидное – трезвая. Конечно, эта сволочь нас увидела. Ничего не сказала, но так ехидно улыбалась, что прям чуть ли не порвала щечки свои.