— Нэнси. — В комнату без стука заходит Шелли. Нэнси только и успевает, что опустить верх пижамы, чтобы не светить животом перед всеми. Особенно перед Шелли, которая мастерица в распускании слухов. Особенно про тех, кто ей не нравится. — У тебя есть запасные тампоны?
— Сейчас, погоди. — Под внимательным взглядом Шелли Нэнси идёт к комоду, не замечая, что рефлекторно придерживается за поясницу, которую немного тянет по утрам. Она уже и забыла, есть ли у неё тампоны — давно не пользовалась. В ящике замечает вскрытую пачку и протягивает Шелли. — Держи.
Шелли берёт из пачки пару тампоном, продолжая разглядывать Нэнси.
— У меня тоже бывает, ноги отекают по утрам, если хочешь я дам тебе крем, помогает.
Шелли удивительно ласкова, обычно такого она себе не позволяет и держится особняком. И от нее скорее получишь презрение, чем сочувствие.
— Да, спасибо. — Нэнси улыбается, непроизвольно прикасаясь ладонью к животу. И почти сразу понимая, что слишком себя компрометирует.
Шелли смотрит в глаза. И по тому, что она даже не моргает, заметно, что глубоко задумалась. Нэнси готова дать себе подзатыльник за то, как глупо себя вела. Скрывать живот бесконечно, конечно, не получится, но пока она чувствует себя готовой, чтобы рассказать всему кампусу о своём положении.
— Я лучше пойду. — Шелли разворачивается на пятках, собираясь выйти из комнаты. — Оставлю вас наедине.
Нэнси мгновенно бросает в жар — Шелли всё поняла, и только одной ей известно, станет ли она болтать об этом.
— Шелли! — Нэнси бросается следом, сама толком не понимая, что скажет. — Послушай…
— Слушать я тебя не буду, — Шелли произносит это удивительно мягко. — Я ничего не знаю и не замечаю. И я закрою глаза на происходящее, только не нужно вмешивать меня. Это твой выбор.
Шелли проводит ладонью по косяку двери, снова задумываясь о своём. Но быстро возвращается к реальности и, перехватив тампоны поудобнее, выходит из комнаты.
— Вы понравились ей, представляете? — Нэнси садится на край кровати, снова поглаживая живот. — Вот вы бы понравились своему отцу.
От воспоминаний о близнецах, Нэнси хочется свернуться калачиком и заплакать. Но Дирк слишком близко, и она держится за него, словно за соломинку. Нельзя рассказывать ему о таком. А Нэнси совсем не уверена, что не проговорится, если он спросит, почему она грустит с утра пораньше. Она смогла умолчать об этом пять лет назад, сможет и сейчас.
И о том, что больше ей можно не беспокоиться насчёт беременности, Нэнси тоже не станет рассказать. Врач чётко дал понять, что больше детей у неё не будет. И даже самое дорогостоящее лечение вряд ли ей поможет.