— Почему сонный порошок на тебя не подействовал? — спросил воин Эша.
— Я не ел хлеб, — ответил Эш.
— Не дали?
— Спрятал.
— Почему?
— Вонял подозрительно.
Воин усмехнулся.
— Вонял, говоришь?.. Син! — крикнул он через плечо, не сводя глаз с юноши. — Ты «мотыльков» уже набрал?..
И тут от стены, видневшейся за его спиной, медленно отделилось что-то живое. На ходу оно приобретало новые оттенки и формы, как если бы в прозрачный стеклянный сосуд наливали вино.
Это произошло почти мгновенно, но Эш успел все увидеть, и от такого зрелища у него даже дыхание перехватило.
А из тени в пятно факельного света вышел гигант, похожий на медведя — тяжелый, медленный, с грубо вытесанным квадратным лицом.
Вокруг него клубился острый, едкий запах хищника.
Еще на нем не было обычного доспеха. Только простые охотничьи штаны с кожаными нашивками и тонкий кожаный нагрудник. Совсем как у белоголового…
Немолодой воин заметил реакцию Эша. Удивленно приподняв брови, он обернулся.
— А ведь он тебя заметил, — озадаченно сообщил воин.
— Это вряд ли, — не сказал, а прорычал гигант. — Но я все равно возьму мальчишку, а то у меня людей что-то мало в этот раз набралось. А нам выходить через два дня…
Эша просто раздирало от желания спросить, куда его все-таки берут, и куда им выходить, но наученный горьким опытом он промолчал.
Ведь только что он услышал для себя главное.
Если через два дня ему предстоит куда-то идти, значит, убивать его пока не планируют.
И это было уже немало.
Тот, кого только что назвали Сином, между тем осматривал Эша, как повар разглядывает гусей у торговцев.
— Хилый он только какой-то, — негромко проговорил гиганту его приятель.
— Да нет, — возразил Син, по-хозяйски ощупав Эшу плечи. — Худой, но крепкий. Годится.
Вдруг он замер, нахмурился. И обернулся. По-звериному втянул в себя воздух. А потом крикнул стоявшему в отдалении факельщику в нелепо раздувшихся на жирном пузе доспехах:
— Эй, светлячок! Поди-ка сюда.
Выхватив у толстяка факел, он взобрался на телегу и сунул огонь под навес, рискуя поджечь его.
Раздался звон цепей, и сосед Эша приподнялся, с кривой усмешкой глядя на Сина.
— Ну да, да. Это я. Самый везучий человек на свете, — проговорил бывший узник Поднебесного застенка.
За этой сценой с удивлением наблюдал не только Эш. И конвоиры, и воин в пластинчатом доспехе с нескрываемым любопытством следили за происходящим, вопросительно переглядываясь.
Син застыл, буравя взглядом каторжника. Его губы брезгливо сжались, ноздри раздулись, дыхание стало глубоким и шумным.
— Ну что, сразу прибьешь, или сначала помучаешь немножко? — с невеселой улыбкой спросил каторжник.