— Ну, я вот и думаю в тот момент, — продолжил я, чуть размяв язык, — Что-то не видел я раньше молчунов за таким занятием. Да и как-то уж больно осмысленно он это делает, вырисовывает там чего-то. Ну, думаю, надо бы разобраться.
— Ага, юный натуралист, — бросил водитель.
— Так, хорош с мысли сбивать! О чем это я? — я уперся руками в виски, пытаясь поймать убегающую мысль, — Ах да, разобраться! Подхожу я, значит, к этому товарищу и спрашиваю: «Что такое, чукча, бензобак пополняешь?» — я довольно прикрыл глаза, наслаждаясь качеством собственноумно придуманного подкола, — А этот кадр и отвечает что-то в духе: «Ага, колесо чиню».
Консерва окончательно проснулся и поглощал какие-то консервы из банки прямо руками, забыв про оставленный рядом нож, которым их открывал. За окном пейзаж тем временем дополнился еще одной дорожной полосой и редкими пригородными постройками. Сколько часов мы уже едем? Вроде же только недавно отъехали. Переместив взгляд на лобовое стекло, я убедился, что солнце уже клонилось к закату, а сам наш путь начал приобретать оранжевые нотки. Что-то у меня совсем чувство времени сбоит. Однозначно, это все пресловутая музыка!
Консерва стукнул меня по плечу, желая услышать продолжение.
— Я, стало быть, весьма сильно удивился подобному развитию событий. Да что там, оказался в состоянии полнейшего когнитивного диссонанса!
— Ага, стоял раскрыв рот, глазами хлопал, — не удержался от комментария наш водитель.
— Колесо, хорош уже! Я ж так никогда не закончу, сам знаешь! — возмутился я, — Ну и ответил первое, что пришло в голову: «Как-то ты его неправильно чинишь». Так этот кадр оборачивается и спрашивает: «Ты что здесь, самый умный?» Ну, собственно да, говорю я, самый умный. Вокруг ведь одни молчуны были, интеллектом не блещущие. Вот, собственно и все…
— Как, все? — спросил Егор, убирая остатки еды и протирая приборы.
Откуда-то сзади резко подал голос почти забытый оппозиционер из римского племени. Брут очень пронзительно тявкнул, а напуганный Егор дернулся в такт звуку. Приборы, совершив пару акробатических номеров в воздухе, разлетелись по салону. Консерва звучно выматерился, поминая родителей моего четвероногого друга. Раздосадованный испачканным салоном, Колесо добавил в конструкцию ругательства пару этажей.
— А вот так. Познакомились, нашли общий язык, обменялись колкостями. В нашем положении компанию найти достаточно сложно, сам понимаешь, — техник кивнул, со всем присущим ему пониманием, — Всегда вместе находиться нам как-то не хотелось, но иногда виделись. То я к нему приду, помогу чем-нибудь, то он мне. А насчет прозвищ решили полюбовно, то есть каждый — другому. Мне тогда та ситуация уж больно в голову запала, вот и обозвал Колесом. Он же не стал запариваться. От слова совсем. Умник и умник. Да и я, честно признаться, против не был.