Я брал её с собой на второй, а потом и на третий день. Каждую ночь я просыпался и осторожно укладывал её на приготовленную кровать.
Дверь открылась, и вошли Серина и Томас.
— Мой друг, — начала Серина.
— Нет. — Я поднял руки, обнажая клыки и вставая между ними и Сарой.
— Она ещё не проснулась. Не все желающие могут стать нами. Тебе нужно дать нам помочь, — сказала Серина спокойным тоном, но слова были твёрдыми и непоколебимыми.
— Нет, — повторил я.
Томас взял меня за руки, отрывая от Сары.
— Пожалуйста, Колум, позволь помочь тебе. Мне очень жаль, — сказал он.
— Как это произошло? — прошептал я.
— Не нам об этом говорить, — сказала Серина. — Не все люди могут выдержать обращение. Мы не знаем, почему.
— Но, почему моя Сара? — Я почувствовал, как правдивость её слов разрушила решимость, которая тлела во мне последние два дня. Серина подошла к кровати, и я услышал шуршание ткани, когда она начала двигать Сару.
— Нет! — Я развернулся. — Я сам. Я верну её отцу и прослежу, чтобы её похоронили.
— Уверен? — Серина впилась тёмными глазами в меня.
Знаю, что выглядел диким и расстроенным. Каким и был. Но знал, что так правильно.
— Да. — Я кивнул, скрипя зубами.
— Возьми с собой Томаса. И возвращайся, — добавила она. — Мы рядом.
Я не стал спорить. Серина не часто приказывала или проявляла лидерские качества. Рациональная часть меня знала это, хотя остальная часть хотела плакать, выть и всё разрушать. Томас шёл следом, когда я нёс Сару в дом её отца. Я усадил её в маленьком садике за их домом на скамейку. Походило на то, будто она уснула.
— Прости, любовь моя, — сказал он. — Мне очень жаль.
— Она покинула этот мир, зная о твоей любви, — добавил Томас. — Ты не виноват.
— Разве? — с горечью спросил я. — Из-за меня она умерла.
— Нет. Мы не можем сказать, кто станет вампиром, даже если хотим уверенности.
Мне было противно спокойствие в его голосе, но сдержал гнев.
Погладив Сару по волосам и в последний раз поцеловав её в щёку и покрасневшие губы, я последовал за Томасом из сада. Как только Сару похоронили, я отправился на кладбище, на её могилу. Холмик грязи прикрывал мою возлюбленную. Я видел маленькие букетики, которые оставили люди, и отпечатки в грязи, где кто-то упал на колени.
— Мне так жаль, — повторил я и почувствовал, как по щеке скатилась слеза.
Я положил камень на её могилу и следующее два года регулярно навещал. Я чувствовал, что схожу с ума, что накрученный, как волчок, готовый взорваться. Восстание 1716 года спасло — освободило дом и землю на Малле, и я был счастлив уехать из Лондона, хотя покинул гнездо. Но пришло время возвращаться домой.