− Ты сейчас, по-любому, вы*бнёшься и скажешь, что не нуждаешься в советах, но я все-таки его дам тебе. Не про*би Стаса. Он производит впечатление нормального мужика, – она выходит из кухни, и спустя пару минут, я слышу, как захлопнулась входная дверь.
***
− Вот это фуршет, − присвистывает Настя, зайдя на кухню и обведя взглядом стол и подоконник, заставленный формами, противнями с булочками, пирогами, печеньем. − Кого в гости ждём?
− Никого, развлекаюсь так.
− А серьёзно?
− Серьёзней не куда. Ты чего приехала? – ставлю противень с печеньем в духовку.
− Узнать, как твои дела. Трубку не поднимаешь, на сообщения не отвечаешь. А пожрать что-нибудь дашь?
− Ты, как мужик после смены на заводе.
− Бл*, ты меня раскусила. Во мне живёт хмурый сантехник Валера. Люська-а, жрать есть чё?
− Руки мой и садись за стол, Валера, − Настя, смеясь, уходит в ванную, выдавая ещё пару перлов, парадируя зычный мужской голос. Улыбаюсь, впервые за эти дни. После ужина, курим на балконе. Разговаривать мне не особо хочется, поэтому большей частью слушаю щебетание Баевой.
− Тебе Стас звонил? – отрицательно качаю головой, умалчивая о том, что он не ответил ни на один мой звонок и ни на одно сообщение. – Ну и не расстраивайся, хрен с ним. Мужики, как трамваи. Один ушёл, значит, второй на подходе.
Проводив Настю, сотый раз проверяю свой телефон. Снова ничего. Мысль поехать самой к Стасу пульсирует в сознании, но я не решаюсь. Отчего-то кажется, что я не имею на это права. Мне было стыдно за случившееся в клубе, а ещё мне было страшно, очень. Отходняк после той таблетки был жёстким. Но даже не в этом дело, а в том, что я прекрасно понимаю, что я могу просто сорваться и увязнуть в этом, решить вкинуться ещё раз. Я чувствовала внутри себя ту грань, через которую я могла с лёгкостью перешагнуть. Она была слишком незначительной, чтобы в случае очередного эмоционального срыва удержать меня в рамках. Это страшно − осознавать собственную слабость. Невесёлые мысли прерывает звонок в дверь. Вытираю руки о полотенце и спешу к двери. Стас. Сердце заходится в учащенном такте, а от удивления слова застревают в горле. Делаю шаг назад, пропуская его в квартиру.
− Твои вещи, – он ставит большую сумку на пол у шкафа и тут же разворачивается, чтобы уйти.
− Стас, − ловлю его за руку, − дай мне пару минут, – он смотрит на мои пальцы с некой брезгливостью, и я разжимаю захват, делая шаг назад.
− Для чего?
− Извиниться.
− Не зачем, Дин. Что нового ты мне можешь сказать? – он прислоняется плечом к стене, словно ему неимоверно скучно. − Ничего. Да и мне тебе ответить нечего. Могу только пожелать вырасти и повзрослеть. Потому что ни одному мужику не интересно нянчится с истеричным, непредсказуемым подростком, – он говорит без злости и смотрит так равнодушно, с таким разочарованием во взгляде, что все внутренности сдавливает до боли в ребрах, вздохнуть сложно. Он не язвит, в его голосе нет ни намека на иронию. Он не отчитывает, не учит, он просто произносит то, что думает, то, к чему он пришёл за эти дни. И он прав. Сама виновата, некого винить… Стас выходит из квартиры, аккуратно закрыв за собой дверь. Приваливаюсь спиной к стене, понимая, что он больше не появится в моей жизни, он так решил. И мне больно именно от этого. Больно, потому что привязалась к нему сильней, чем думала. Снова увязла в человеке так глубоко, что и сама не заметила.