– Да, детка, давай, давай. Ещё. Ещё! Сильнее, сжимай. – Громко командовал Адашев. – Сжимай его. Ещё. Ещё. Я не чувствую! – Утробный рык и напряжение каждого мускула лица. Лора чувствовала его дыхание на своей щеке, его руки на своих бёдрах и готова была провалиться сквозь землю под взглядом чёрных глаз. – Давай, малышка, не расстраивай меня. Ещё хочу.
А она закусывала губу, пытаясь выполнять каждую просьбу, и сжимала челюсти, чтобы не выдать боль и внутреннюю дрожь от напряжения.
– Давай, давай, маленький, ты же знаешь, как я люблю твои пальчики. А теперь с улыбкой. Ты можешь делать это с улыбкой, тебе же нравится, скажи! – Подначивал, а у самого всё внутри замирало, глядя на неё, такую хрупкую и нежную.
Он всегда называл её «моя девочка», даже когда эта самая девочка его расстраивала. А сейчас, спустя месяц от последней операции, когда всё зависело только от её желания, от силы воли, просто не мог позволить сдаться. Потому и давил, потому и выжимал все соки, действуя не только авторитетом, но и делая упор на её чувства.
– Лора, ты будешь сжимать или нет? Может, тебе дать в руки что-нибудь более существенное?! – Злился, потому и рычал, глядя как она сжимает большие пальцы на его руках.
Упирался сжатыми кулаками в её бёдра и смотрел исподлобья, понимая, отчего она краснеет, отчего дыхание становится чаще. Знал, что следит за тем, как он проводит кончиком языка по пересохшим губам.
– Всё, всё, убедила. – Улыбнулся и отдышался. – А теперь пальчики вместе сложи и покажи мне ровные ладошки. Что ты умеешь делать этими ладошками, малыш? – Она смутилась только от его вопроса, не говоря уже о действиях. Потому и кивал в такт её мыслям. – Погладь меня по плечам.
Девочка дрожала как осиновый лист, а ему нравился этот трепет.
– Лора, если тебе кто сказал, что мужчины любят глазами – не верь. Хрен там! Мы как коты, любим, чтобы нас ласкали. Гладь так, чтобы мне понравилось. – Чуть вперёд наклонился и теперь взглядом упирался прямо в её шею, изредка глазами стреляя в сторону медсестры, которая только осуждающе покачивала головой.
– А теперь улыбнись. – Прошептал и мог визуально отметить, как на её коже выступили бугорки волнения, возбуждения, так называемые мурашки. Прошлись по открытым участкам кожи и тут же исчезли, словно и не было. Как же она научилась себя контролировать… – Я попросил тебя улыбнуться. – Напомнил шёпотом и коснулся носом, пусть даже сквозь слой маски, её шеи, мгновенно заряжаясь энергией, бегущей с кровью.
– Я улыбаюсь. – Устало отзывалась она, а Адашев прекрасно понимал, что это может означать, потому и отклонился, заглядывая в красные от раздражения глаза.