– Это я уже понял, – сказал я. – Я другое хочу узнать – зачем ты все это пишешь?
– Когда человек из таможни выходит – уже всему залу интересно узнать, кто он такой, – невозмутимо пояснил Лас. – При его появлении все улыбаются, многие аплодируют, свистят, машут руками. Человек-то все равно не понимает, почему такая реакция! Он видит только то, что все ему радуются, замечает свое имя – и ко мне. А я плакат быстро свертываю, веду его в машину. Человек потом всем рассказывает – какие замечательные, дружелюбные люди в России! Его все встречали улыбками!
– Балда, – с чувством сказал я. – Это человек. А Сасаки – Иной. Высший Иной, между прочим! Он русского не знает, но смысл надписей воспринимает на понятийном уровне!
Лас вздохнул и потупился:
– Да понял уже… Ну, если виноват – гоните в шею!
– Господин Сасаки обиделся? – спросил я.
Семен пожал плечами.
– Когда я все объяснил, то господин Сасаки изволил долго смеяться, – сообщил Лас.
– Пожалуйста, – попросил я. – Не делай так больше.
– Вообще?
– Хотя бы с Иными!
– Конечно, не стану! – пообещал Лас. – Смысл шутки теряется.
Я развел руками. Посмотрел на Семена.
– Подожди меня в коридоре, – велел Семен. – Плакат оставь!
– Вообще-то я коллекцию… – начал было Лас, но плакат оставил и вышел.
Когда дверь закрылась, Семен усмехнулся, взял плакат и снова свернул. Сообщил:
– Пройдусь по отделам, повеселю народ… Ты как?
– Ничего. – Я откинулся в кресле. – Обживаюсь.
– Высший… – протянул Семен. – Ха… А говорили – выше головы не прыгнешь. Высший маг… Какую карьеру сделал, Городецкий!
– Семен… я-то тут ни при чем. Так получилось.
– Да знаю, знаю… – Семен встал, прошелся по кабинету. Маленький, конечно, кабинет, но все-таки… – Заместитель по кадрам… ха. Темные теперь станут мутить воду. С тобой и Светланой у нас четверо Высших. А у Дневного, без Саушкина, остался один Завулон…
– Пусть рекрутируют к себе кого-нибудь из провинции, – сказал я. – Я не против. А то дождемся нового визита Зеркала[44].
– Мы теперь ученые, – кивнул Семен. – Мы на ошибках всегда учимся.
Он двинулся к двери, почесывая живот сквозь линялую футболку, – мудрый, добрый, усталый Светлый маг. Мы все становимся мудрыми и добрыми, когда устаем. У двери остановился, задумчиво посмотрел на меня:
– Жалко Саушкина. Хороший был парень, насколько это возможно… для Темного. Ты сам-то сильно переживаешь?
– У меня не было выбора, – сказал я. – И у него не было… и у меня.
Семен кивнул:
– И «Фуаран» жалко…
Костя сгорел в атмосфере через сутки после своего прыжка на орбиту. Все-таки это оказалась не слишком точная орбита.