- Каждый холод умирают слабые.
- По восемь человек за один яркий? – я видела, как его глаза расширяются. – Тебя тоже не интересует как живут люди? Что они едят? Когда начнется тепло, здесь не будет половины людей. Сколько людей сейчас?
- Я не знаю.
- Твой старший брат знает?
- Нет.
- Почему?
- Мы не правители, нам нельзя это знать.
- Что в этом доме?
- Жены отца.
- Там есть дети?
- Да, три. Один умер вчера, потому что у его матери не стало молока, и его начали поить молоком кобылицы. Он умер.
Из дома вышел Харкам, он был зол. Мне сейчас было все равно, что он сделает со мной, потому что я видела матерей, которые сидят над умирающими детьми, и знают, что им ничего не поможет.
Он тащил меня за руку к дому, за нами шли люди. Харэм шел у его плеча. Мне приходилось бежать, чтобы не упасть, а он тянул и тянул меня, просто широко шагая.
- Ты не можешь говорить всем, - он бросил меня на шкуры в комнате, и в этот момент вошел Харэм.
- Уйди, - он зыркнул на него буквально на секунду, но Харэм не двигался.
- Сколько людей умирает, господин? – голос Харэма был спокоен.
- Выйди, - Харэм закричал так громко, что Сига вздрогнула. Под полом зазвенели цепи.
- Отец, она права – если все умрут, некому будет воевать, - голос его сына был тягучим, как мед, и спокойным, как ручей. – Она ждала тебя, чтобы сказать то, что увидела. Я тоже этого не знал. А ты знал?
- Это не ваше дело, выйди, - он отпустил меня, и теперь повернулся к сыну. Я выдохнула, вернув своему лицу прежнее уверенное выражение.
- Это наше дело. Ты меня звал. Если я тебе не нужна, и, если ты не научишься слышать, я уйду. Твой сын умнее всех твоих сыновей. Люди знают, что ты и твои жены пьют молоко, а их дети лежат без сил. Скоро эти люди придут и убьют твоих живых детей.
Харкам сел на шкуры в своем углу и обхватил голову ладонями. Я встала и подошла к нему. Мне сейчас было необходимо встать над ним, и сказать все.
- Выйди, Харэм, - я сказала грубо, но улыбнулась ему, встретившись с ним взглядом. Он вышел, но шагов по лестницам я не услышала – он остался стоять за дверью.
- Я знаю, что делать, но ты не даешь мне рассказать тебе. Ты оплакивал умершего ребенка? Его мать плачет?
- Она не ест и хочет умереть.
- Это Сарум? – я вспомнила черноокую женщину, которую он выгнал, когда я пришла сюда.
- Да.
- Она молода.
- Это ее первый ребенок.
- Что она говорит?
- Что убьет меня и потом умрет сама.
- Всегда так много умирали?
- Нет!
- Вы всегда ели так как сейчас?
- Васары приносили нам много плодов и меда, которые находили. Последние два холодных не привозят, говорят, что больше нет, - теперь понятно - васары обворовывали наши поселки и тех, кто ехал на рынок, а сейчас их прижали наши дружины, и они больше не везут им овощи. То есть, эта пищевая цепочка просто прервалась. И только потому что мы боялись южан, укрепили оборону и стали бороться с васарами, рядом с нами стали ослабевать целые племена. Мой историк в институте никогда не рассказывал о таком вот эффекте бабочки в габаритах целых народов.