– Все очень просто… – он прижимается губами к пульсирующей жилке на шее, запуская по моему напряженному телу невольную дрожь. Не удовольствия, нет. Безумия. Я знаю, как он может сделать сладко и странно своими губами. И своими руками. И изо всех сил противлюсь этому, опасаясь опять, в очередной раз, потерять себя. Сойти с ума. – Я просто тебя захотел. Как увидел там, в клубе… Ты танцевала… Приличная девушка не должна так танцевать. В публичном месте. Такое – только для мужа. Но ты танцевала, а я смотрел… И смотрел, и смотрел… – он говорит и говорит, а сам все крепче держит, все сильнее целует, уже не сдерживая силу своих рук и губ.
Мне тяжело и страшно в его объятиях, я вся дрожу, уже жалея, что спросила.
Но я же не думала! Я же не знала!
Я думала, что мы поговорим, мне показалось, что в нем что-то есть человеческое…
Но сейчас, закаменев в его руках, я понимаю, что ошибалась. Ничего в нем нет человеческого… Он целует меня, от его губ по коже бегут мурашки, и в то же время оскорбляет, называя неприличной девушкой только лишь из-за танцев. У него словно два лица, две ипостаси. С одной стороны – современный, даже начитанный, грамотно и правильно рассуждающий, а с другой – очень-очень дремучий. Какая-то дикая смесь из древних традиций и понятий и европейского лоска. Словно зверь-перевертыш.
Сверху – вот он, лощеный бизнесмен, а стоит чуть копнуть вглубь – и дикарь, едва с гор спустившийся… Оборотень… Ужасный человек… Почему он так хорошо мне делает? Как так может быть вообще? Я же понимаю, что это – принуждение, кошмар, ужас…
Но его губы на удивление нежные и в то же время требовательные. Зверь явно успел изучить все мои слабые места, и бьет прицельно туда, обезоруживая самым древним в мире способом: обещанием удовольствия.
Мне стыдно и страшно, но тело дрожит, а кожа покрывается мурашками от его поцелуев и развратного шепота… Как так может быть? Наверно, я в самом деле падшая, грязная, раз так реагирую. Приличная девушка должна с ужасом отбиваться, а я не могу… Просто не могу…
– Ты была, как русалка, дивная пэри, с длинными волосами, глазами полуприкрытыми, губами, сознанными для поцелуев… Моих, только моих, сладкая… – Азат расстегивает ворот плотной рубашки, обнажая плечо, покрывает его жгучими поцелуями и все шепчет и шепчет, сводя с ума окончательно, – ни на кого не смотрела, танцевала… Я словно обезумел… Никого не видел больше, только тебя…
Я пытаюсь упереться в его плечи ладонями, но сил нет, он легко перебарывает мое смешное сопротивление, горячий, такой горячий, обжигает, голову заволакивает безумным маревом, и я знаю его, это марево, оно мне знакомо! Благодаря ему знакомо!