Однако и логика, и сердце мешали верить, что снится именно он, Вольдемар.
Логика холодно утверждала, что если в жизни кольца были на всех пальцах, то они должны быть на всех пальцах и во сне, и вряд ли любитель носить такое количество драгоценностей, сняв всё, оставил самое простое. Зачем?
А сердце... молчало.
Если это Вольдемар, мужчина, которому я практически дала обещание стать невестой, почему сердце молчит? Оно бешено стучало и рвалось к тому, кто приходил ночью, а сейчас, когда я думаю о будущем женихе, молчит. Почему?!
Это опять вмешивалась логика.
Если во сне мне так хорошо, то почему, вспоминая образ настоящего живого человека, сердце не замирает, не умиротворяется, не окутывается счастьем, как во сне? Почему?
Это не Вольдемар? Тогда кто?
Но сколько я ни вспоминала, других знакомых мужчин с родовым перстнем вспомнить не могла. Даже Иракл, мой любимый («Бывший!» - строго напоминала себе), мой бывший любимый не носил такого перстня - у него был старший брат.
Кто же тогда?
Эта мысль часто задерживалась в голове. И теперь, стоя у окна или свернувшись калачиком на диване в гостиной, я думала над этим.
Вывод напрашивался следущий: логика и сон - вещи не совместимые.
Сон сам по себе нелогичен. Но на то он и сон, что логике не подвластен. А что сердце не отзывается... Может, мне снится будущее? Может, потом, после свадьбы, Вольдемар будет нежен и увлечён мною, может, даже влюбится. Или полюбит?.. И я влюблюсь в него так, что всё внутри будет дрожать от предвкушения встречи, и я буду звать его "милый" и просить о поцелуе, как умирающий от жажды просит глоток воды.
Ведь может? Может?
Сердце молчало...
А логика всегда была моей сильной стороной, и к концу вакаций я вполне убедила себя, что выбора-то нет, и если это не Вольдемар, то сон этот случайность и ничего не значит, и нечего о нём так много думать.
А то, что едва не каждую ночь неизвестный мужчина дразнит меня, требуя, чтобы я громче просила о поцелуе, списывала на своё желание быть счастливой в браке.
Я будто окаменела — то странное чувство отрешённости, что так часто посещало её на вакациях, стало сильнее, окутало, замотало, спеленав руки и ноги. И даже разум, казалось, был в полусне.
Я видела гостей, искренне улыбающегося князя, Ольгу Леоновну с острожной, нерешительной улыбкой, отца, с его привычными радостными морщинками вокруг глаз, множество гостей — дам в разноцветных бальных нарядах, мужчин в чёрных фраках и ярких, белых рубашках. Их лица расплывались и были нечёткими, но, кажется, они тоже улыбались.