- А что не так, дорогой?
- Всё не так!
Тэкэра поощрительно кивала, слушая декана-боевика, и продолжала улыбаться.
– Почему шум из-за пропавшей принцессы совпал с её появлением в Академии? Как девочка на домашнем обучении может показывать такое странное знакомство с приемами боя, которых не встретишь на просторах Бенестарии? Почему её источник такой слабый, а магией она владеет, как десятилетний ребёнок?
Госпожа ректор удивленно приподняла брови:
- Так хорошо владеет?
- Тэкэра! – укоризненно протянул Хараевский.
- Не нервничай, дорогой Ильяс, - успокаивающе подняла она маленькую ладонь с изящными пальчиками, так не вязавшуюся с её массивной приземистой фигурой. – Девочка – дочь моей землячки, почти родственницы. Я выполняю посмертную волю женщины, почти завещание, дорогой. Мать Рады, умирая, просила меня взять её на обучение. Понимаешь?
Орлиный нос Хараевского высокомерно дернулся – он не любил кумовства, и особенно вот этого, восточного, что иногда позволяла себе госпожа ректор. Особенно неприятно его удивляло то, что именно иногда, тогда, когда хитрой толстой азиатке это было удобно. Она свою родину, по идее, должна была бы забыть, коль скоро четыре пятых своей немалой жизни провела в Бенестарии. Что уж говорить про обычаи и порядки…
- Но почему у неё такая аура? Что с источником? Зачем было настаивать на зачислении девчонки на второй курс? – декан не заметил, что начал понемногу злиться и повышать голос.
Но Тэкэра Тошайовна умиротворяющее улыбалась и покачивала легонько головой в такт своим словам:
- Она хорошая девочка, Ильяс! Очень старательная! А мать её давно уже просила, сама готовила дочь, как могла. Я даже место для девочки держала с первого курса! А её источник я распечатала вот только недавно!
- Почему он был запечатан?! И как же тогда девчонку готовили к обучению в Академии?
- Запечатан, да не совсем, дорогой Ильяс. У девочки какая-то незначительная капля оставалась в распоряжении. А почему – не знаю. Её матушка была очень странным человеком, - Тэкэра покрутила своими изящными пальчиками в попытке показать, насколько же странной была матушка Канпе.
- Тогда почему мы приняли её сразу на второй курс?
- Дорогой, ты же сам согласился с тем, что она справится?
Хараевский желал точных ответов на свои вопросы, и потому всё больше и больше кипятился:
- Тэкэра! Это была твоя просьба!Ты же сама настояла на этом! Мы все, каждый в комиссии, лишь согласились с тобой. Меня тревожит другое.
Улыбка ректора всё больше теряла широту и естественность.