- Прекрасно, - выдала я.
Хоть будет кому платье зашнуровать, а то уже замучилась, не ровен час спадет.
- Вашей милости будет что-либо угодно? – девчушка вновь вежливо присела.
- Будет. Хотелось бы умыться с дороги.
- Я могу приготовить ванну. А пока ваша милость будет ее принимать, я вычищу платье. Господин Чарльз сказал, что багажа пока ждать не следует.
Девушка изо всех сил старалась мне угодить. Прилежно улыбалась на словах «ваша милость» и таращила глаза.
- Тебя недавно повысили до горничной? – догадалась я. – И это первое серьезное поручение?
- Ох, ваша милость! Я вас не подведу, честное слово! Я все-все умею, видела, как Марта хозяйку обихаживает, я тоже так смогу! Вы не сомневайтесь! – затараторила она, выхватывая у меня из рук плащ.
- А кто такая Марта?
- Горничная госпожи Ильмон.
- А кто такая… Ах, да, - я вовремя прикусила язык. Под госпожой Ильмон верней всего имелась в виду мать Чарльза, супруга моего еще незнакомого дядюшки.
Кивнув собственным мыслям, я стянула с головы шляпку и обернулась к Фие, чтобы попросить приготовить ванну, но вдруг наткнулась на ее безмерно потрясенный взгляд.
- В чем дело?
- Ни в чем, ваша милость, - опустила взор девушка. – Вы будете купаться?
- Буду.
Она поспешила мимо меня к неприметной двери, ведущей в личный санузел, но я успела ловко перехватить ее за руку.
- Что не так? – прищурилась я. – Ты выглядела слишком удивленной.
- Но, ваша милость… - Фия чуть покраснела. – Ваша милость не побрила голову, как делают все вдовы.
Если бы челюсть могла упасть на пол по-настоящему, она бы упала, честное слово. Ибо моему удивлению не было предела. В смысле, сбрить?..
Совсем ополоумели?! Я, конечно, не ханжа, но волосами дорожу и ради моды, традиций и прочих глупостей прощаться с ними не намерена. Зря, что ли, их растила до задницы? Столько денег на специальные шампуни и лосьоны потратила? Да я, между прочим, даже не красилась ни разу, чтобы не испортить! А тут – сбрить. Нет уж, товарищи, лучше считайте меня невоспитанной, чем гордитесь, что я лысая.
- Супруг очень любил мои волосы. В память о нем оставила, - прискорбно сообщила я. – А так бы, конечно, первым делом остригла, но… - что именно «но» уточнять не стала, просто глубоко и печально вздохнула.
Девушка была истинным шестнадцатилетним созданием и яро верила в романтику, поэтому умиленно всхлипнула и закивала.
- И правильно, ради памяти можно! Да и жаль такую красоту сбривать. Люди говорят, что потом волосы темнее вырастают, от скорби, значит. А вы такая светленькая, что с темными локонами сами на себя не похожи будете.