Здесь темно. Одни лишь очертания предметов. Воздух сухой, пыльный, от него краснеют глаза. А может это просто я не хочу видеть даже линии, выпуклые фигуры, колебания воздуха, шум трущейся ткани, прерывистое дыхание, жар тела, то, что прорывается наружу. Моё запястье крепко сжато, трещат и ноют кости, мне не остановиться. Я подаюсь вперёд, вставая коленями на жёсткую кожаную обивку. Она противно скрепит и прилипает ко мне, когда я запрокидываю ногу и сажусь поверх него. Теперь он в нескольких сантиметрах от моего лица. Глаза вновь горят огнём, но в этом пламени нет гнева, там сокрыта более тёмная эмоция. Злая.
Он думает, мы хотим этого?..
Чтобы я тёрлась о его брюки, как безмозглая кошка, как дешёвка, согласная на любую сделку, лишь бы избежать кое-чего похуже? Я должна быть с ним нежной? Вот так медленно, не обращая внимание на мелкую дрожь пальцев, расстёгивать невидимые в темноте пуговицы, чувствуя, как быстро бьётся его сердце? Или это моё сдаёт позиции, заглушая внешний шум? Я должна укусить его в шею, медленно потянув кожу, пока руки спускаются вниз. Я всё делаю правильно?
Помогаю отпустить ремень, вытаскивая его из тугих петель. Моё платье слишком объёмное, в нём тысячи красных и золотых оборок, мелких цепочек на плечах и спине. Грудь и талия сжаты плотным корсетом, но низ свободен, он лёгок и воздушен, несмотря на сотни слоёв шёлковой ткани. Он разлетается в разные стороны, холодя оголённые ноги, и кажется будто я улетаю следом за ним, наклоняясь к его губам.
Всего минуту длился этот поцелуй. Минуту, пока его руки опустились ко мне на спину, прижимая к себе, давая мне возможность показать, что да, именно этого мы и хотим. А потом он оторвался от меня, чуть отстраняя и сквозь красноту проступили его настоящие эмоции.
— Тебе это не нравится, Селеста, — тихо сказал он. — Зачем ты делаешь то, что тебе не нравится?
— Потому что ты поставил невыполнимую задачу, Ник.
— Разве? Неужели за эти недели, что мы были вместе, ты не нашла ни одной минуты, когда нам двоим было хорошо? — в его голосе прозвучала горечь, а слова показались настоящей загадкой.
Я углубилась в них, оставаясь на месте. Это как быть рядом с кипящей лавой, но без огня. Его руки безвольно опали на обивку, а сам он, не без труда, откинулся назад, полностью отстраняясь от меня. И тогда я вспомнила. И медленно слезла с него, сворачиваясь калачиком рядом и кладя голову к нему на грудь, пока он вновь обнимает меня.
За окном торжествовал буремесяц. Он гремел грозовыми цепями, кричал штормовыми ветрами, барабаня по стеклу миллионами капель дождя. Его праздничный оркестр убаюкал меня, и я уснула, сквозь сон ощущая, как чья-то рука аккуратно гладит мои волосы. И на мгновение, на крошечный миг, мне почудилось, что я вернулась в лето. Что я вернулась домой.