Сегодня с самого утра он расклеил по всему городу объявления о спектакле. Кроме представления афиша обещала ещё и бесплатные напитки. Напитки, разумеется, сам Бонифас и обеспечил. Он заварил восемнадцать сортов чая без чая. Стаканчики с ароматным содержимым ровными рядами стояли на столе, который был вынесен из лавки.
В общем, аншлаг был обеспечен. Обе свежевыкрашенные скамьи заполнились зрителями в количестве восьми человек. И даже пришлось выносить стулья из лавки, потому что желающие посмотреть спектакль и вкусить дармового чая всё прибавлялись и прибавлялись.
Этьен, поощрённый аплодисментами, начал разыгрывать миниатюры, и всё внимание зрителей сконцентрировалось на его куклах. Доби-Боби сразу стал всеобщим любимцем, хоть и не блистал умом.
— Я кажусь вам глупым? — спрашивал он у публики. — Это потому что я влюблён. Все влюблённые — глупцы. О, а вот и моя несравненная Люси, из-за которой я потерял сон… и мозги…
"Несравненная", которую Этьен сшил сегодняшней ночью, была особенно хороша — губки бантиком, бровки домиком, правда, нос крупноват — на пол лица, но любовь слепа — Доби-Боби изъянов не замечал и комплиментов не жалел. Его ухаживания набирали обороты. Зрители покатывались со смеху.
Комиссия, которая ходила с инспекцией по дворам, появилась в тот момент, когда обстановка стала особенно тёплой. Аплодисменты, смех и Бонифас с подносом напитков. Члены комиссии согласились угоститься чаем с совершенно беспристрастными лицами. Всем своим напыщенным видом показывая, что они неподкупны и чаем их не возьмёшь. Видимо, фонтан во дворе ювелирной лавки впечатлил их куда больше.
Но Бонифас своё дело знал. Сияя профессиональной лучезарной улыбкой, он пригласил их поучаствовать в мероприятии в качестве зрителей, чтобы пропитаться атмосферой и вынести наиобъективнейшую оценку двору артефакторной лавки. Вместе с Яной они организовали для членов комиссии сидячие места — в ход уже пошли кресла, вынесенные из гостиной.
Не прошло и пяти минут, как беспристрастные монсиры увлеклись приключениями Доби-Боби, и на их неподкупных объективных лицах то и дело появлялись с трудом сдерживаемые улыбки.
И лишь глава комиссии не угостился чаем, не присел в кресло и не улыбался. Он стоял поодаль — там, где теснились горожане, желавшие посмотреть представление, но не решавшиеся зайти во двор проклятой лавки.
Яна знала, почему глава комиссии держит дистанцию. Почему избегает её уже третий день. Она тоже старалась даже не смотреть в его сторону. Она много думала о сложившейся ситуации и пришла к выводу, что им лучше быть на расстоянии, чтобы не давать пищу их растущему взаимному влечению.