Я делаю глоток из своей чашки по привычке, потому что она у меня в руке и все еще холодная, и мои нервы на пределе.
— Не начинай раньше, — упрекает Роуди. — Ты должна это сохранить!
Я шаркаю к дивану, прохожу перед ним, замечая его зеленые глаза, которые следуют за мной всю дорогу, отслеживая мои движения.
Я вздрагиваю.
Присаживаюсь на диван слева от центра.
— На меня никогда не надевали наручников. — Он не тратит времени, инициируя начало игры, мужественные брови шевелятся. — По любой причине.
Сердце уже колотится, я поднимаю бровь, удивляясь, что он ныряет прямо в рискованные темы. Мы еще не прошли по этой тропинке, но, похоже, что сегодня та самая ночь.
Никто из нас не делает ни глотка, но я уверена, что он лжет.
— Ты хочешь сказать, что никогда не был прикован наручниками, даже к кровати? Почему мне так трудно в это поверить? — Это просто невозможно.
Его правое плечо поднимается.
— Мне не нравится быть привязанным к столбику кровати — у меня проблемы с доверием.
— О! Тебе не нравится быть связанным? Что самое худшее, что может случиться?
— Кто-то может оставить меня там сидеть с моим барахлом, всего такого уязвимого и прочее. Нет, спасибо, это не моё.
Его голос звучит глубоко и наполнен юмором, и, господи, теперь я представляю его обнаженным, с шелковыми галстуками, обернутыми вокруг запястий, с раздвинутыми ногами и…
— Серьезно, Скарлетт? Прошло пять недель — я уже могу читать твои мысли.
— Нет, не можешь.
— Да, черт возьми, могу — у тебя в голове одни пошлости.
Мой румянец непривлекательно темнеет на моей ключице.
— Я никогда ничем не светил перед барменом за бесплатный напиток в баре.
Ничего.
— Серьезно, Роуди? Ты никогда не подмазывался к бармену?
— И что бы я им показал мой жезл?
— Ну, или пресс, — я смеюсь.
— Если бы ты была барменом, сработало бы, если бы я показал тебе свой пресс?
Э-э, да.
— Я должна сначала увидеть его, чтобы принять решение. Возможно, у тебя под рубашкой пивной животик.
— Не оскорбляй меня. Мой пресс вырезан из самого твердого камня.
Мое сердце бьется неровно, когда я изображаю спокойствие, желая увидеть его живот, но беспокоясь, что опозорюсь, если сделаю это.
— Ну, если ты так говоришь.
Он наклоняется вперед.
— Хочешь, я тебе покажу? В конце концов, я видел твою задницу.
— Ты считаешь, что моя задница — это честный обмен на твой пресс?
— Я бы сказал, что очень даже… у тебя очень милые щечки.
Я наклоняю голову, спотыкаясь о свой язык.
— Я… я-я…
— Хочешь посмотреть?
Он так откровенно закидывает удочку, желая произвести на меня впечатление, что я сдаюсь — без труда.