Я четко уловила момент узнавания. Его расслабленность и негу словно ветром сдуло. Взгляд снова метнулся ко мне. Глаза сузились.
- Аня? Ты что тут делаешь? Прогуливаешь занятия?
Сказать, что я разозлилась, значит, ничего не сказать. Я просто вскипела от ярости. Занятия, значит! Я уже набирала в грудь воздуха, чтобы высказать все, что я думаю, когда встряла рыжая:
- А это кто? Твоя родственница?
- Да. – Алекс отвечал неохотно. – Дочь старшего брата.
- Того, который погиб? Ты не говорил, что у него есть дети.
Рыжая нахмурилась, словно что-то подсчитывая. И недовольному Алексу пришлось пояснять:
- Солнышко, я не считаю это важной темой. Аня уже взрослая. Скоро закончит обучение. И будет зарабатывать на жизнь самостоятельно.
Рыжая на глазах расслабилась. Так, понятно. Деньги Алекса она уже считает своими. И боится, как бы не появились новые претенденты на кормушку. Алекс оторвал наконец от меня взгляд и с нежностью глянул на рыжую. С такой нежностью, что у меня во рту стало кисло. На меня вампир никогда так не смотрел, как на это перекрашенное недоразумение. Неужели не видит, что это не девушка, а самая настоящая пиранья?
Пока я пыталась справиться с накатившими чувствами, Алекс взял со стола лапку замаскированной под овечку хищницы, украшенную стильными алыми коготками, и прикоснулся к ней губами. Хотя нет, не прикоснулся. Это слово сюда совершенно не подходит. Не отрывая взгляда от ее глаз, вампир целовал ей кисть так томно, так чувственно, что даже я не смогла не отреагировать. Глядя на эту сцену, я ощутила его губы на своей руке. И не только руке. Я вся словно превратилась в липкое студенистое желе. Колени дрожали и подкашивались. А на губах вспыхнул вкус того самого, одного единственного поцелуя.
Рыжая не отрывала от Алекса томного взгляда. Ее густо подведенные яркой помадой губы приоткрылись. Словно сами по себе. Мелькнул розовый хищный язычок. А в следующий миг ее томное «Ааах!» сообщило всему кафе, насколько рыжая рада внимаю Алекса.
Меня это отрезвило не хуже ведра ледяной воды в лицо. Розовое липкое наваждение спало. Зато проснулась злость. И я, почти не соображая, что делаю, шагнула ближе к их столу:
- Что ж ты, дядюшка, - я голосом выделила обращение, - вместо того, чтобы выполнить свое обещание, и помочь племяннице грызть гранит науки, шляешься непонятно с кем? Что бабушка подумает?
Рыжая, сбитая на взлете, поперхнулась воздухом:
- Ккакая бабушка?
И я с удовольствием веско припечатала: