И так наловчился, такого достиг совершенства
в искусстве владения временем, что даже Хаос
его однорукого начал весьма опасаться.
И рад был бы солнца, планеты и мир изначальный
калеке отдать, да карман на заду-то бездонный!
И падают в бездне безвременной солнца, планеты
и мир, что был первым, и нету конца их паденью.
– А дальше? Где про Первых людей, про Основателей, про Отступника?
– Где?! Хох! Легко сказать где… Не придумал еще – вот где, сочинять оно тебе не тягла гонять! Будет время – все предания в стихах перескажу!
– Да ты, Ичан, настоящий Поэт! – Волод тихо улыбался стихам, широкому солнцу, изумрудным полям, людям… Он радовался, хоть и ждала его впереди полная неизвестность… Но он был молод, силен, и здесь рядом с Городом молитвенное упоение наконец вернулось к нему, снова принося сладкую божественную слабость и опустошение. – Сколько у нас Поэтов было? Пять? Ты, похоже, шестым будешь!
– Ну, ты, Волод, даешь! – Ичан расплылся шире самого солнышка, – Куда уж мне… Это я так, девок потешить…
– Да, девок… А скажи ты мне, специалист по девкам, почему нам в дорогу до Города оружия не дали?
– А причем тут девки-то? Оружия не дали, потому что не иначе как функционер этот деланный хочет на нас напасть и меня умыкнуть да к глузгам отправить. А тебя за одно тоже того…
– К глузгам?
– Да нет, к Первым людям на нулевую отметку.
– Думаешь, осмелится?
– А чего ему бояться? Он здесь сам себе галман. Горожане на убийство не подпишутся, а вот клерухи легко и даже с удовольствием.
– Ну что ж, значит, будем держать нос по ветру.
– Значит так!
Друзья держали нос по ветру, ухо востро, и все остальное в том же духе, но и на Окраине, и в самом Городе никакие опасности им не встретились.
Снова везли их тягловые повозки по пыльным трактовым улицам, снова нырял челнок в темноте подземных туннелей. Тянулись долгие часы монотонного пути. В стоячей тишине спрессованной стенами катакомб и подземелий казались невозможными солнце, степь, луны. Не существовало в этом мире вольной конной скачки в волнах кипери, не кружил дорвач в раскаленном небе, соляная пыль не обжигала усталые веки. Но все же в один из дней и до этого оторванного от света мира дошла весть об опасности, смерти, войне.
Степь пошла на Город.
Степняки подошли к Городу в полдень.
Сначала появились быстрые конные разъезды по десятку всадников в каждом. Они стремительно и бестолково носились по пригороду, разгоняя не успевших укрыться строителей и сельскохозяйственных рабочих. Кое-где уже запылали деревянные времянки крестьян. Конники, миновав колосящиеся поля, под самыми стенами первых домов врезались в хвост уходящей в Город колонны беженцев. Складно и лихо высвистнули что-то сабельные хлысты, на взбитую в пыль дорогу легла первая кровь.