Он замолкал, сдержанно улыбаясь, выпрямлялся, насколько позволял деликатно поскрипывающий шезлонг и привычно быстрым движением снимая с переносицы свое золотое пенсне «мотылёк»:
— Замечательно. Правда?
— Правда, — кивал головой притихший Антон.
— Действительно, это не просто битва. Это… это… — отец замирал, держа перед собой пенсне и тихо добавлял: — это крестная жертва русского народа…
Что-то зашуршало в углу.
Серая, похожая на тряпочку мышь спокойно пробежала по плинтусу и юркнула и дыру.
Антон подошел к отцовскому столу, подвинул стул и сел, положив руки на огрубевшую, вспучившуюся местами поверхность.
Когда-то здесь стоял массивный чернильный прибор, хрустальные кубики-чернильницы которого так красиво разлагали солнечный луч на яркие радуги, а чуть левее лежал календарь, стояла фарфоровая вазочка для карандашей и высокий трехсвечный шандал. Отец зажигал его росными августовскими вечерами, когда отключали свет. Прикуривая от свечи, отец чуть склонял на бок свою красивую, рано поседевшую голову, брал папиросу большим и указательным пальцами, выпускал дым, оттопыривая нижнюю губу…
Антон посмотрел вверх. Яичную желтизну елового потолка сменил серый налет. По углам виднелись заросли паутины. Он протянул руку, подставил ладонь под капель. Холодные увесистые капли стали разбиваться о пальцы, обдавая лицо водяной палью.
«А ведь здесь жили», — подумал Антон. — «Жили люди. Сидели на этом стуле. Разговаривали. Смеялись. Пили чай из широких чашек с синими розами на фарфоровых боках. И одним из этих людей был я…»
— Я, — произнес он, поднося к глазам мокрую руку.
«Те же пальцы, те же линии жизни, сердца, ума. Те же волосы, рот, глаза…»
Он встал, с трудом разгибая уставшие ноги, прошел в горницу, взял саквояж, толкнул дверь.
Туман заметно поредел, послеполуденное солнце выглядывало из-за белесых облаков. Слабый ветерок обвевал лицо осенней сырой прохладой.
Антон обогнул дом и вышел в сад.
Как он разросся!
Там, где когда-то торчали редкие веточки посаженных отцом яблонь, теперь стояли толстые деревья с раскидистыми кронами и бугристыми стволами. Вишня, кусты роз, крыжовник, смородина, жасмин, сирень — все сцепилось, переплелось ветвями, проросло крапивой, чертополохом, лопухами и лебедой.
Он смотрел, не узнавая ничего, не веря своим глазам.
В саду, поражавшим местных мужиков своей ухоженностью, а приезжих интеллектуалов — изысканностью, теперь царил хаос. Это был кусок леса, самого настоящего молодого леса.
Антон покачал головой, разглядывая все вокруг. Так хозяин, встретив через много лет в лесной чащобе свое некогда домашнее животное с удивлением узнает в его диких повадках следы тех, когда-то милых сердцу черт, и странное, противоречивое чувство овладевает им.