— Что вы наделали?! — вскричал Бранслав, кидаясь на жену.
Блеснуло в свете единственной свечи острое лезвие. Отточенным движением, так часто повторяемым на занятиях, Йовилль выбросила вперёд руку, и кинжал по самую рукоять вошёл в грудь мужчины. Кровь брызнула на мокрый плащ принцессы, окрасила густой краской её руки, частыми каплями окропила, ставшее уродливым, лицо. Упал графский сын навзничь, да так больше и не поднялся.
Тут ударил ветер в раму, разбивая витражное стекло на десятки разноцветных осколков. И вслед за ним в комнату ворвалась Нийелль. Молнии вились вокруг неё яркими змеями, гром вторил её словам:
— Йовилль, горная принцесса, трижды проклинаю тебя!
— Проклинай, сколько хочешь, — обернувшись к ней, оскалилась девушка. — Ты посмела отобрать у меня то, что должно было принадлежать мне. Теперь смотри, что стало с твоим возлюбленным. Плачь, Нийелль, плачь ведьма, пока не выплачешь свои глаза! — И отступив назад, указала на распростёртого Бранслава.
Дико взвыла лесная ведунья, опустилась рядом с трупом. Потом окунула в кровь графского сына пальцы и принялась чертить-рисовать:
— Не видать тебе, принцесса, больше покоя! Не видать тебе освобождения, как и мне не видать больше радости на этой земле. За то, что убила детей моих, станешь ты уродливым чудищем, которое все будут бояться и ненавидеть. А за то, что погубила отца их, все, кто дорог тебе, обратятся в прозрачные статуи. Сердобольное время разрушит их, добрая земля спрячет их остатки, но тебе, Йовилль, не видать прощения до тех пор, пока не искупишь своей вины, не спасёшь тысячу невинных.
— Повеселила ты меня, ведьма, — засмеялась Йовилль. — А теперь пришла и тебе пора умереть!
Но не успела она вновь поднять кинжал, как ожила кованая решётка камина, многоногим уродцем вырываясь из пола. Светильники с грохотом обрушились на пол, поползли по ковру, молотя обрывками цепей. Затряслась кровать, заходил ходуном комод, дротиками пронзили воздух отлетевшие от него ручки. Все предметы, в которых была хоть крупица металла, набросились на Йовилль. Опрометью сбежала принцесса вниз, во двор, но и там не нашлось нигде для неё спасения. Как не пыталась она отмахнуться, как не старалась спрятаться, заживо была погребена под грудой железа и серебра, золота и латуни. Сплавились они в единый кокон, тесно объяли Йовилль, врастая в её тело подобно корням в трещины камней. Долго длилось превращение, но когда настало серое утро, над дворцом поднялась жуткая гадина, какую никто до селе не видал. Так и кружит она тысячу лет над седыми пиками и руинами своего прекрасного дворца, и скрежещет металлическими зубами от невыразимой досады. И по сей день в горах в непогоду можно расслышать: