Впрочем, этого и не требовалось. Он помнит каждую черту её лица, врезавшуюся в память. Помнит её портрет, точно передавший и изгиб бровей, и спинку носа, и овал лица, губы, глаза.
Ощутив тонкий, едва слышный нежный аромат, Мартин втянул воздух — глубоко и бесшумно. Не ощутил ни сладкого карамельного амбре, ни пудрового аромата, так обожаемого всеми ему знакомыми женщинами. Запах умеренный, без шлейфа, не раздражающий. Повеяло томной грустью, ранней весной и морозной свежестью.
Он смотрел на руки мадам Ле Бретон и вспоминал, как вчера держал её тонкие мягкие перчатки. От них пахло новой вещью с добавлением отдушки. Пахло сладко, терпко, пьяняще. На удивление успокаивающе.
Показалось странным, что женщина, прибывшая в Лондон из длительного путешествия, причём добиравшаяся не одним видом транспорта, по приезде приобрела всё новое: одежду, шляпку, галантерею и даже кофр. Обувь… Он чуть подался вперёд и скосил глаза вниз, где в сумраке экипажа из-под края платья были видны глянцевые носки её обуви, дорогой и новой. Толщина подошвы показалась необычайно толстой.
Шиты на заказ у искусного мастера, — определил он безошибочно. Пожалуй, единственная вещь, приобретённая не в Британии.
Глянул на ридикюль и в очередной раз задержал взор на тщательно обвязанном бечёвкой свёртке.
Что бы это могло быть? — прищурился он. Ничего в голову не шло, но что-то напоминало, столь же объёмное и весомое.
Новые вещи, — вернулся он к первоначальной мысли. Почему его это так взволновало? Почему он всё ещё думает об этой женщине? Может быть, дело вовсе не в ней, а в том, что она разыскивает Шэйлу?
Если та написала письмо во Францию в мае и не помянула о потере памяти, поскольку мадам Ле Бретон узнала это от него, то… о чём она могла написать в том длинном обстоятельном письме? Незнакомка, занявшая тело виконтессы, не знала о существовании её подруги в Лузиньяне, а виконтесса не знает, что произошло в период с февраля по июнь. Она не помнит адреса, по которому снимала комнату у миссис Сондры Макинтайр. Не помнит ничего.
Мартин усмехнулся. Вывод напросился сам. Сидящая с ним в карете женщина лжёт: намеренно и бесстыдно. Но он готов признать, что выходит у неё это настолько искусно, что стоит хорошенько обдумать, как лучше её запутать и уличить во лжи. Предстоящая задача отчего-то виделась непростой, как и сама мадам Ле Бретон. Возможно, дело в её глазах? У лживых людей они другие.