Звонкий хохот еще дергал нервы. Пусть она смеялась над идиоткой Хлоей, но Марк знал, кому на самом деле предназначалась пощечина. Тычок в очевидный факт — нахрен ты мне сдался, чертов избалованный ублюдок.
Да, он был таким. Именно ублюдком, который брал, что хотел и когда. Без жалости и стыда, потому что кто сильнее — тот прав. Жизнь вбила в него это правило крепкими ударами военных ботинок. Но маленькая фарфоровая куколка решила показать зубки. И продемонстрировать свое «фи», которое стоило бы держать при себе.
Яркие пятна ночного города мелькали одной сплошной полосой. Девчонка вжалась в сиденье, кусая губы, и больше не решаясь открыть рот. Прическа растрепана, и цветы смяты — потом он оборвет руки каждому, кто посмел коснуться его игрушки. Но сначала… сначала Шерил придется стать инструментом, который не позволит перейти на вторую ступень, приближающую любого альфу к активации гормональной бомбы в голове.
Мобиль свернул с автобана, теряясь в полутемных переплетениях узкоколеек и высоток. Затормозил в первом же закутке и, не размениваясь на выяснение отношений, Марк схватил пискнувшую куколку и дернул на себя, перетаскивая на колени.
Испуганное «нет» потонуло в треске материи.
Проклятье, как же он ждал этого! Сжать эти упругие холмики, наблюдая, как розовеют между пальцами горошины сосков. Обхватить тонкую талию и оставить синий отпечаток на шее, обозначая, кому принадлежит малышка. Она — его! И будет только его, пока не надоест!
Девочка упиралась в плечи, пытаясь выскользнуть из крепкой хватки, елозила, распаляя голод еще больше. В глазах сверкало упрямство, алые губы приоткрыты в тяжелом дыхании — яркой вспышкой прострелило желание смять их своими. Нет, нахрен эти облизывания!
По щеке мазнуло мягким, когда Шерил дернулась, выкручиваясь из его рук. Острый запах паники мешался со слабым запахом других мужчин. Его надо убрать. Стереть без остатка, чтобы не мешал наслаждаться игрушкой.
Накрыв губами чувствительную бусинку, он глубоко вобрал сладкую плоть в рот. Сосал и облизывал, чувствуя, как постепенно слабеют ее движения, а запах становится чище. Обретает новые полутона, заставляя дышать полной грудью, снова и снова пытаясь поймать пустоту. Проклятье, как же не хватает…чего-то. Не дает успокоиться, заставляя снова и снова атаковать ласками. Сминать пальцами нежную плоть, заполняя раздражавший пробел своими метками.
Новый толчок в плечи был совсем слабым, почти никаким — куколка уже завелась, он чувствовал. Но еще сопротивлялась. Шипела что-то оскорбительное, царапалась и пыталась улизнуть, не соображая своей хорошенькой головкой, что бежать некуда, а ее глупое сопротивление заводит хлеще опытных ласк.