Если автор этого плана надеялся, что я поколочу шута и заколю герольда — скорее всего, так, неподалеку зевала стража, — то он ошибся. Я перечитал бумагу, она требовала покинуть Город до полуночи.
Солнце едва зашло, когда я уже прибыл во дворец, где давали малый бал. На ходу я так решительно размахивал бумагой с королевской печатью, что легко добрался до Золотого зала и выплеснул бокал вина в лицо обидчика.
— Это… Это смывается… — гневно закашлялся он.
— …в умывальном кабинете, — продолжил я, — слева за дверью. Что же касается другого варианта, не сомневаюсь, такое ничтожество, как вы, скорее выклянчит указ о моем аресте. В любом случае я жду у фонтана.
Фаворит побывал в умывальной, переоделся и прибежал к фонтану в компании друзей, споривших, кому быть секундантом и на какой минуте он пронзит унылого старикашку.
* * * * *
— Крошка, давай проверим, есть ли у меня шансы сейчас, — предложил я, присаживаясь к катланку.
Выбросил правую руку вперед, ухватил ложку, летавшую между лапами.
Почти удачно. Но Крошка все же успела коснуться мягкой подушечкой моей руки. Я понимал — если бы выпустила коготь, пришлось бы звать лекаря.
— Да, ты права, Крошка. Надо сходить в зал не завтра, а сегодня.
* * * * *
Из спорщиков не выиграл никто. Я до сих пор не ощущаю себя убийцей — дурень просто налетел на мою шпагу, будто желая пощупать эфес, и почти в этом преуспел. Мимолетные секунданты толпись над телом до появления стражи.
Потом была камера в старой башне. Относительно просторная, с библиотекой и правом посещений в любое время. Этим правом пользовалась жена, она выполняла мои просьбы и была почти уверена, что я ее простил.
Потом целый день в городе бухало, гремело, а дым застилал солнце. Потом донесся грохот выбиваемых дверей. Скоро дошло и до моей.
Я сидел за книгой, когда ворвалась толпа незваных и неведомых гостей.
— Господ тоже держат под замком? — удивленно сказал один из них.
— Это же убийца фаворита, — донеслось сзади.
Я так и не покинул кресла. Меня вынесли на нем и под рукоплескания пронесли до главной городской площади…
Уже в темноте я, избранный в совет блюстителей Добродетели, был дома. На пороге встретила жена.
— Как я рада, — искренне сказала она.
— Что наш дом не сожгли в отличие от многих других и даже охраняют, — уточнил я. — Кстати, ты не заметила, что в городе стало тяжелее дышать?
— Да, — ответила супруга.
* * * * *
— Крошка, какая ты счастливая, — сказал я, возвращаясь в кресло. — Ты дышишь рядом с живыми цветами. А также засохшими цветами. А также среди сена и камней. А мне приходится стараться, чтобы этот несчастный Город не задохнулся окончательно.