— Ты знаешь, почему плачут эти люди? Они хоронят тебя. Ты мертв, сын народа. Помни это и слушайся меня, если не хочешь умереть по-настоящему.
* * * * *
Да уж, невеселый рассказик. И в голове сразу параллели с моим собственным миром и первой французской революцией. Тогда ведь тоже никто не казнил дофина — все же, насколько бы ни была кровавой эта вакханалия, публично рубить голову ребенку никто не решился.
Что, впрочем, не помешало потом уморить малыша втихую. Хотя было много слухов в земной истории о том, что ребенка спасли, увезли чуть ли не в Америку. Ну, и так далее. Кажется, в этом мире слухи только что нашли свое подтверждение: вот оно, пригрелось у меня на коленках и с перерывами тихонечко продолжает свой рассказ.
Я слушала внимательно и молча, как засохший куст в безветренную погоду. Точно так же вели себя и мои новые компаньоны по сбору шишек-почек. Судя по их лицам, бывало всякое, но такое они слышали впервые в жизни. Оба лепесточника устроились поодаль, прижавшись друг к другу плечами, как озябшие птицы. Круглые немигающие глаза только добавляли сходства.
Ну и я, конечно, тоже никогда не чаяла стать участницей подобных событий. Нет, книг много читала, сериалы смотрела, где дамы в платьях, а мужчины при шпагах. Не зря ведь учила французский и вообще обожала их культуру и историю. Но чтобы самой попасть в такую передрягу…
Но следить за сюжетом — мало. Надо точно понять, как устроен этот мир. И насколько он похож на Францию конца восемнадцатого века. Чтобы для начала выжить, а потом сказать ему «оревуар», или как тут вежливо прощаются? В мире, где ради чего-то могут убить ребенка, задерживаться неохота. Я бы и в прошлое своей Земли не хотела попасть, а чужой — тем более.
Уже понятно — этот мир не монолитен. Не заводная шкатулка, где у каждого колокольчика свой молоточек. Есть разные группы влияния со своими интересами, есть интриги. А это — и опасности, и возможности. Например, ты в лесу накатился колобком на волка, он только пасть раскрыл, а ты ему: «А я уже медведю на обед обещался, он точно не обидится, что ты меня съел?». И пока сидит волк с раскрытой пастью, покатиться в сторону лисы с той же сказочкой.
Впрочем, в этой истории даже непонятно, кто больший колобок: я — принцесса из цветочного магазина — или настоящий принц. Вот уж за кем должны гнаться все волки, лисы и зайцы этого каменного леса, так за ним. Потому что он — ушел.
* * * * *
«Слушайся меня, если не хочешь умереть по-настоящему», — сказал тот, кто увел ребенка из приюта.
Слушаться было просто. Сидеть молча в комнате, читать, точнее перечитывать, книги, писать и рисовать. Запрет был только один: общаться со сторожем. Соблюдать его оказалось несложно — сторож был глухонемым и неграмотным. Он заходил в комнату, приносил еду, показывал знаками, что если узнику что-то нужно, то он может написать записку. Одна беда — солнечный свет падал в окошечко три-четыре часа в день. По звону колоколов и недолго видимому солнцу мальчик догадался, что его держат в башне.