Я пришел, когда одни были готовы резаться, другие — хохотать и брататься.
— А можно и так, — гоготал Ухо, — поймать и отдать мне на переучку. Через неделю она сама…
— Суд маршала! — сказал я самым трезвым и высоким тоном, на какой был способен. — Кто не подчинится суду маршала?
Как и положено, таких не оказалось.
— Суд таков, — продолжил я после подобающей паузы, — Сычиха заплатит сто монет за то, что ее не оказалось на месте ссоры. Девицу найдут, отдадут Сычихе, но как возместить штраф — отработать телом или руками, пусть решит сама.
Половина, мечтавшая о каре, загудела одобрительно-недовольно — легко отделалась.
— Все сто монет, — сказал я, — пойдут в казну Братства, а ты, — показал на обиженного, — не получишь из них ни гроша. С девицами нельзя играть в игры, на которые они не согласны. Это приговор!
Ответный гул был относительно тих. Если кто-то повышал тон, я пристально глядел в глаза и ропот стихал.
— Ладно, Мар, — вздохнула Сычиха, отсчитывая деньги, — но вилку я вытаскивать не буду. Вот, что, Мар, такая вот апелляция — сейчас мы проводим беднягу к Голове. Сходи-ка с нами, попроси маршала всех цирюльников сделать, быстро и как надо.
Братство загудело опять, дружно и одобрительно. Особенно те, кто были недовольны приговором. У нас же суд братский, приговоренный всегда имеет право на небольшую просьбу к судье, в подтверждение, что суд не превыше Братства.
Похоже, придется исполнить.
Я даже не стал объяснять Сычихе, что Голова-на-плечах — маршал хирургов, а не цирюльников, и собрался в путь, к счастью, достаточно близкий.
ГЛАВА 3
АЛИНА
Доктор Голова-на-плечах оказался таким, как я и ожидала, — милым старичком, который бродил по большой зале вокруг стола, освещенного свечным зеркальным прожектором, и насвистывал свою фирменную песенку. Но удивилась я не ему. Его помощ… на самом деле помощнице. Высокая и дородная девица в серой полотняной хламиде и косынке, полностью скрывавшей волосы, стояла со скальпелем в руке, видимо, недавно вынутым из металлического сосуда с кипятком. Да, точно, вон жаровня, а на ней то, что больше всего напоминает металлический контейнер, в котором когда-то бабушка кипятила стеклянный шприц. У нас такой лежал в серванте, как память о допотопных и доодноразовых временах.
Есть у меня такая привычка — люблю смотреть на людей с предметами, делать прогнозы и почти не ошибаться. Так вот, я почти сразу поверила, что эта достаточно молодая особа в кожаном фартуке поверх хламиды, эта особа держит скальпель не для того, чтобы подавать его мастеру. Нет, мастером была она сама.