Я не готова к тому, насколько он невероятно близок, как сияют эти глаза, больше внутренне, чем внешне. И почему он снова так близко? Или, может, мне это, кажется, потому что мое сердцебиение колотится в горле.
— Прошу прощения?
— Я сказал, что ты можешь наблюдать, красавица. Лучше смотреть на меня, чем на свой напиток.
Высокомерный. Хорошо. Одно очко, которое нужно вычесть из идеального балла.
Хотя ему действительно не следовало называть меня красавицей со своим незаконным акцентом. Это могло бы добавить еще несколько моментов, которые даже я не одобряю.
— Так случилось, что мне нравится моя водка, но спасибо за предложение. — я говорю уверенно и в своей стихии, хотя на самом деле его присутствие потрясает меня до костей.
Его невыносимо привлекательное присутствие.
Низ моего живота сокращается через короткие промежутки времени, и я готова поспорить, что это не из-за алкоголя.
— Значит ли это, что я должен конкурировать с твоим напитком?
В том, как он говорит, есть уникальное качество, немного веселое, немного кокетливое и такое напористое, что я слегка ненавижу его за это.
Почему некоторые так хорошо играют в социальные игры, в то время как другие, такие как я, едва могут вымолвить слово?
— Зачем тебе это?
— Как думаешь, зачем? За твоё внимание.
В конце его голос падает, как и мой желудок. Это ощущение настолько ново, что я не могу его понять.
Моя шея и щеки горят, а подвеска в виде бабочки ощущается на коже как лава.
— Ты хочешь моего внимания?
— Среди прочего.
— Например?
Он делает глоток напитка, но его напряженные глаза не отрываются от моих еще долго после того, как его кадык подпрыгивает вместе с глотком. Я не могу удержаться, чтобы не сглотнуть слюну, скопившуюся во рту, а затем сделать глоток. Либо алкоголь расшатывает мои нервы, либо со мной что-то не так, раз я не могу перестать пялиться на него.
На то, как он выглядит уверенным в своей шкуре, в отличие от меня, или на то, как он выполняет каждое действие с кипящим контролем, который я ощущаю, но не могу развидеть.
После того, как он заканчивает, незнакомый британец кладет локоть на стойку бара, что позволяет ему приблизиться. Так приблизиться, что я чувствую запах его одеколона. Смесь лайма, чистого белья и мужского мускуса. Он не резкий, но такой же убаюкивающий, как и его присутствие, заманивающее меня в ловушку своих стен.
Пространство между нами исчезает, когда он поворачивается боком, и его дыхание касается раковины моего уха. Требуется все возможное, чтобы не перейти в авиарежим, учитывая, насколько я в этом успешна.