– Демонстрации? – голос Шона звучал удивленно.
Калли кивнула.
– Да. Но я этого не делала два года.
С тех пор, как в декабре этого года Торп попросил ее продемонстрировать демо… затем, за закрытыми дверями, разжигающий жар между ними превратился в клубок рук и губ, вздохов и разбросанной одежды. Она была мокрой и готовой, и так отчаянно хотела его, голая на его кровати. Затем он внезапно ушел без объяснения причин, и вел себя так, как будто ничего не произошло. По сей день она не знала, почему он оставил ее. И он никогда не просил ее помочь ему снова в презентации.
Эта боль больше не имела значения. Старая рана. Только Шон был важен сейчас.
– Тогда ты могла выдержать лишение свободы, потому что знала, что кто-то освободит тебя в случае необходимости? Если бы это было так, милая, наставники подземелий немедленно зажали бы мне яйца, если бы решили, что я причиняю тебе боль.
– Я знаю, – они тщательно защищали всех женщин в клубе, особенно коллег.
– Что тогда? – быстрый ответ Шона говорил о том, как она могла позволить связать себя в целях обучения Доминанта/Сабмиссива, хотя она могла едва ли терпеть такое от того, кому она хотела доверять. Единственным ответом было то, что только Торп связывал ее. Она доверяла ему больше всех. Он знал ее странности и учитывал их.
Но она ненавидела Шона, считая, что ей не хватает веры в него. Калли ухватилась за первое объяснение, пришедшее ей в голову.
– Логично, я знаю, что ты прав. К сожалению, страх не подчиняется логике. Это похоже на фобию.
Он не ответил сразу, просто кружил большим пальцем по ее соску, пока тот не начало покалывать, и ей хотелось, чтобы он просто сорвал с неё одежду и трахнул. Она хотела его долгие месяцы.
– Ты была когда-нибудь в таком положении?
– С тех пор, как я увлекалась БДСМ, – она часто лгала Шону, но всегда старалась приблизиться к правде.
– Ты знаешь, что является причиной твоего страха, милая? Это что-то из твоего прошлого?
Калли фыркнула. Почти все из ее прошлого.
– Это было не одно событие.
Это не было ложью, скорее осознанием того, что пока она держит всё в себе, то находится в относительной безопасности.
– Ты уверена? Расскажи мне о своем детстве. Может, что–то из этого поможет мне тебя лучше понять.
Опять? С тех пор, как он натянул ошейник на её шею, он просил рассказать о её юности раз двадцать. Ей удалось просто сказать, что она со Среднего Запада и была сиротой. Опять же не ложь... просто не вся правда.
Она сжала руки в кулаки.
– Чем дольше мы говорим, тем больше я нервничаю. Пожалуйста…
– Мы закончим разговор, милая.