Откуда знаю? А я, видишь ли, у них год на цепи да в клетке просидел «вечным донором». Берег меня Лягавый, даже на профилактику возил, чтоб я от трясучки не загнулся. Мы с ним старые знакомые были — по молодости я ему морду разбил и руку сломал, когда он знакомую мою на деньги выставить пытался. Я‑то тогда в тюрьму загремел, а из тюрьмы сюда. Тут встретились, он меня узнал, обрадовался как родному. Кто старое помянет, все дела. Ну я и повелся, а очнулся уже в клетке без половины ливера. А в соседней клетке настоящий опер сидел, без дураков. Из расследования особо тяжких. Его мурье наравне со мной держало — постоянно покалеченным и на дури, хоть он и свежак был. Ох и боялись они его, пусть даже и в клетке. Этот уж точно не лягавый был, тот еще волкодавище зубастый. И вроде умный был мужик, а тоже — честь мундира, коллеги. Жаль, во время штурма грохнули его ненароком. Правда жаль, внушал он уважение.
Они немного посидели молча, а потом к ним подсела одна из танцовщиц. Народу было на удивление мало, девушке было скучно. Слесарь попытался распускать перья, рассказывая, как завалил лотерейщика чуть ли не голыми руками, Урка едва не посмеивался, глядя на его потуги. Откуда Слесарю знать, что «эльфийка» при желании может и топтуна уделать, не особо запыхавшись?
Сидевшие неподалеку от рейдера, рассказавшего про женщину–ксера Ирландец и Пенопласт некоторое время молчали, глядя на одну из танцовщиц, а потом Ирландец сграбастал со стойки бутылку и обновил стаканы.
— Раз уж про любовь заговорили, вспомнилась мне история, как один мужик с женой в Улей угодил, оба выжили. Ну и через некоторое время не повезло бабе с жемчужиной, или там гороха перебрала, но обратилась в кваза. Белку поднять у них надежда весьма слабая, он ментат во второсортном стабе, она тоже не блещет, так что это, походу, если не навсегда, то надолго. Но так и живут вместе, по слухам и спят тоже. Мужика за глаза квазотрахом называют. С одной стороны, конечно, здорово увидеть такую любовь, а с другой — жалко мужика. Да и бабу тоже. Неоднозначная ситуация.
Пенопласт пожал плечами, опрокинул стакан:
— Помнится, был я еще молодой и неопытный по меркам Улья. Где–то через полгода после того, как сюда попал, вряд ли больше. Но второй дар, теперь уж полезный, у меня проявился, решил я, что теперь–то заживу, кум королю, не хер собачий на подхвате. И решил, что хватит с меня носильщиком трудиться, благо оружие у меня уже было. Нанялся в охрану каравана, не стрелком, правда, а водилой, ну и двинули мы, солнцем палимые, через степи, мимо гор.