На другом конце зала Анья приметила молодую шатенку-медсестру, по-видимому, дежурную. В клинике Анью визуально знали, если не все, то многие. Но она все равно кивнула девушке и показала именной бейдж, который с некоторых пор висел у нее на блузке. А затем, подумав, направилась к ней.
– Это дети с посттравматическим стрессом, – ответила медсестра на вопрос, что за ребята здесь собрались. – У каждого свои причины переживаний: у кого-то домашнее насилие, унижения, страхи, постоянное нервное перенапряжение. Травмы разные, и мы работаем с ними.
Внимательно слушая девушку, Анья не отрывала глаз от мальчика. Она приметила его еще наверху, почему-то за него зацепился взгляд. Сейчас Анья смогла рассмотреть ребенка лучше. Темненький, лет шести, он сидел за игрушечным столом и вырезал фигуры из бумаги.
Анья, не торопясь, пошла к нему, а, подойдя, присела рядом.
– Привет. Что ты делаешь? – спросила, улыбнувшись, у ребенка.
Мальчик поднял сосредоточенный взгляд, но не ответил: вернулся к своему занятию.
– Это Айво, – сказала дежурная, подоспевшая следом. – Продолжительное время он становился свидетелем драматичных семейных сцен. А недавно родители вовсе исчезли, он пробыл в одиночестве несколько дней. Семья неблагополучная, родителей ищут, а мальчика направили к нам.
Анья присмотрелась к тому, что он делал: из картона и цветной бумаги мальчик вырезал круги и овалы, а после складывал из них человечков.
– Тебя попросили их вырезать?
Мальчик кивнул.
– А знаешь, для чего?
Мальчик отрицательно качнул головой.
– Чтобы тебе стало лучше, – проинформировала ребенка Анья. – Чем больше ты будешь говорить о том, что с тобой случилось…или рисовать, или лепить,… тем скорее ты поправишься.
Айво молчал, однако в глазах зародился интерес. В больших, выразительных глазах, глубоких, словно синие воды. И будто нити закружились в зрачках…
И будто Анья полетела с горы.
Анья помнила эти ощущения: полнейшего погружения в чужую трагедию. Она уходила в глухую реальность, покидая мир цветных картин…
Анью охватила паника: она не желала испытывать этого снова, не желала познавать чужую боль. Принимать ее, пропускать через себя и не иметь возможности отпустить. Освободиться от нее, очиститься, поскольку боль оставалась с ней, срастаясь с клетками души и тела.
Она попыталась выпустить детскую руку, которую не понимала, когда схватила. Только собственная рука не слушалась: она сияла. Призрачным белым светом, согревая ею детскую ладонь: область слияния источала тепло и пульсировала в ритме сердца.
По телу прошлась удушающая волна, сковав канатами участки тела. И так тревожно стало, так страшно, боль и обида растравили душу – глаза моментально наполнились влагой. Невыносимо. Хотелось кричать. Хотелось плакать, смеяться, истерить, чтобы хоть как-то избавиться от муки, которая внезапно на нее накатила.